Булочник и Весна

Разговаривая, мы прошли дворами, мимо музыкальной школы, мимо берёзок, где в детстве с Петей играли в футбол, и вышли в куцый яблоневый сад, на две трети снесённый под новостройку. Лизка шла, касаясь ладошкой низких ветвей. Яблони во сне улыбались ей, веселили её, как девушки – царевну. Ещё не настало время проснуться, но от стволов и веток уже шёл едва уловимый медовый звон.

Мы с Лизкой шагали бесцельно по оттаявшей земле, и нечего было добавить к счастью. Оживает природа. Душа, заросши нежностью, как бурьяном, больше не может принять на постой никакую ревность или обиду – просто нет свободного места.

– А через месяц, Лизк, поедем к Илюше на Пасху, – сказал я. – Он нас звал. Давай – твёрдо решим и поедем! Возьмём ещё Петю и Ирину с Мишей!

Так, за болтовнёй, ноги сами принесли меня туда, откуда я пришёл полчаса назад, – к дому Петиных родителей.

– Ну что, к Петьке? – спросил я у Лизы, когда через калитку в чёрной ограде мы зашли на ухоженную территорию их дома.

Лиза пожала плечиками и улыбнулась:

– Ну давай!

Конечно, было не очень ловко. Я вроде только ушёл.

– Петь! – пренебрегши домофоном, заорал я под окнами. – На балкончик выйди! Мы тут с Лизкой!

Надежда была невелика. Скорее всего, услышав мои вопли, он только покрепче натянет на уши одеяло. Я гаркнул ещё, но вместо Пети из окна выглянула соседка снизу.

Пока мы ждали, задрав головы к балкону, пропиликала подъездная дверь и во двор вывалился Петя. Вид его был помят и странен. Волосы лежали чёрной соломкой, куртку он, не застёгивая, запахнул и прижал у груди ладонью. Его слегка штормило.

– Привет, Лиз, – сказал он хмуро и полез за сигаретами.

– Петь, ты в Горенки с нами поедешь? На Пасху? Илья нас звал, забыл тебе сказать.

– И Мишу с Ириной возьмём! – хитро прибавила Лизка.

Петины руки, достав сигарету, замерли.

– На Пасху? – переспросил он и с недоумением посмотрел на Лизу, а затем и на меня – как будто Пасха, на которую мы его звали, была недосягаемо далеко, скажем, на Сириусе.

Я ждал, не зная, как объяснить ему на словах, что в метельном хаосе, из которого он отчаялся выбраться, горит фонарик.

Наконец тёмные глаза Пети, отразив маячок, посветлели.

– Значит, говорите, на Пасху. А чего, Пасха – это уже скоро? – переспросил он и, надеясь различить место назначенной встречи, поднял голову к синейшему и свежему небу.

Мы с Лизкой синхронно проследили Петин взгляд и увидели, что с балкона на нас в тревоге смотрит Елена Львовна.

– Мам, я щас! – махнул ей Петя и пробудился окончательно. Щелчком отправил сигарету в урну и, с усилием разведя плечи, потянулся, сомкнул лопатки.

– Эх, хорошо! К чёрту всё затекло, пока валялся. Ну чего, Лизк, ты пиво у нас не пьёшь? Пошли хоть газировки купим какой-нибудь! – сказал он. – А то раз Пасха, значит, скоро уже и лето? Так?

Несмотря на ошмётки снега по газонам, Петя был прав. Воробьиный, бензинный март закипал под солнцем. Ещё несколько тёплых дней, и весна покатится кувырком. Не успеешь моргнуть – и ты уже на пыльной зелёной улице. Идёшь с работы домой.

– Давайте купим лимонад в стеклянных бутылках, там ещё написано «гост». Он самый невредный, мне мама его покупает! – сказала Лиза и посмотрела на Петю с нежной заботой, как если бы точно знала, что этот напиток спасёт его от беды.

– Я вообще-то колы хотел, – возразил Петя. – Ну ладно, лимонад – так лимонад. Главное – единение.

И мы, беседуя о сортах газировки, обходя и перепрыгивая течения надвигающейся весны, пошли в ближайший киоск за лимонадом.