ветвь. Правда свои богатства нам удалось сохранить и преумножить,
несмотря на то, что преимущественно рождались девочки и по достижении
брачного возраста они забирали в качестве приданого часть средств,
принадлежавших семье. Моя сестра тоже выйдет замуж и получит в
приданое земельные угодья, счёт в банке и наш парижский особняк. Я знаю,
что сестра заглядывается на соседского парня. Он славный малый, но не де
Турмон.
Родился я в 1793 году и мне сейчас, когда я пишу эти строки, почти сорок.
Рядом со мной моя жена Александра-Женевьева и мои любимые дети Поль и
Женевьева. Слава Всевышнему, род де Турмон не прервётся.
Моя дочка, моя любимица. Боже, как она похожа на Женевьеву, которая
осталась там, в далёком восемьсот двенадцатом. Кажется, всё случилось
только вчера. Вчера мы гуляли по аллеям парка, вчера мы признавались друг
другу в любви, вчера дали клятву быть вместе до самой смерти. Всё было
вчера, а сегодня моим детям почти 18. Как рады были бы видеть их мои
родители. Они так мечтали о внуках наследниках рода.
Год назад с оказией мне удалось отправить письмо на родину, и теперь я жду
ответа. Это уже третье письмо. Видимо, первые два где-то затерялись. Я
надеюсь, что все мои дорогие и любимые родственники живы. Матушка,
отец, сестра и, конечно, Женевьева. Как мне хочется встретиться с ними и
познакомить с внуками, но этого, боюсь, никогда не произойдёт: моя судьба
здесь в России рядом с моей женой, которой я обязан жизнью.
У меня хранится медальон с портретом моей возлюбленной, написанным
Давидом в те далёкие годы. Это всё, что у меня осталось от прошлой жизни,
но, тем не менее, я счастлив ибо у меня есть две Женевьевы - здесь в России
и там, в далёкой Франции.
Наверное, тебе покажется, что я слишком много внимания уделяю какой-то
Женевьеве. Поверь, не всё так просто. Она была смыслом моей жизни. Не
проходило и дня без поцелуев украдкой, признаний в любви и клятв в
верности. А наши прогулки в парке, поездки к морю. Всё это было там в
прошлом. Наступил 1812 год. Боже, как глуп я был тогда. Девятнадцать лет и
ветер в голове. Романтическая любовь и стремление прославиться на полях
сражений.
В один из зимних дней к нам приехала моя кузена Мари со своим мужем,
состоявшим в свите императора. После обильного обеда мужчины удалились
в кабинет моего отца обсудить последние новости. Дамы остались в гостиной
пить кофе.
В тот день отец впервые разрешил мне присутствовать вместе со всеми. Я
был необычайно рад такому повороту дел, так как знал, что речь пойдёт о
предстоящей российской кампании. В моём представлении Россия была
диким медведем, которого непременно следовало укротить и посадить на
цепь. Кто же это может сделать кроме меня?
Подали вишневый ликер, и потекла неспешная беседа о предстоящем походе
императорской армии на бескрайние просторы России. Все склонялись к
мысли, что русские долго не продержатся и наши доблестные воины вернутся
с победой не позже чем через два месяца.
Решение созрело как-то само собой: я решил вступить в армию и,
вернувшись с победой и славой, предложить руку и сердце моей Женевьеве.
Поздним вечером я зашёл к отцу и сообщил о своём решении. Я убеждал его,
что ровно через два месяца вернусь в наш родовой замок, и можно будет
готовиться к свадьбе. Отец не разделял моего оптимизма. Ему казалось, что
русский поход закончится полнейшим крахом, и поэтому неудивителен был
ответ. Он наотрез отказался благословить меня и предупредил, что лишит
наследства, если я покину пределы Франции.
Я решил действовать через матушку и сестру, поскольку знал, батюшка не
выдержит их слёз. Так и вышло. Скрепя сердце, он благословил меня и выдал
денег.
Предстояло ещё одно дело и оно, пожалуй, было самым трудным. Как обо
всём сказать Женевьеве? Однако мои опасения оказались напрасны. Моя
невеста не упрекнула меня ни в чём, только поставила одно условие: мы
должны были съездить в Париж к знаменитой гадалке мадам Ленорман.
Я с радостью согласился и на следующий день мы отправились в столицу.
Я даже не мог предположить, что сей чудный город вижу в последний раз.
Погода не радовала: моросил мелкий, холодный дождь, а ветер пронизывал
буквально до костей, Казалось, сама природа пыталась что-то сказать мне, и
это что-то было явно не совсем приятным.
Мы разыскали салон гадалки, который размещался в доходном доме
неподалёку от центра, поднялись на второй этаж, Женевьва дёрнула за
шнурок. В глубине квартиры раздался звонок колокольчика и дверь
распахнулась.
-А вот и вы. Я уже заждалась. Проходите.
Нас провели в уютную комнату меньше всего напоминавшую магический
салон. Лишь одна вещь говорила о занятии хозяйки: на столе лежала
нераспечатанная колода гадальных карт.
Мадам задёрнула шторы на окнах и пригласила к столу.