Бумажная Деревня (СИ)

В 1905, по итогам русско-японской, город стал частью Японской империи. При японцах здесь тоже происходили какие-то события, которые ещё ждут своего исследователя. В 1945 советские войска взяли город за полчаса и он опять стал свободным портом формально в составе Китая, но с советской администрацией. Во время Корейской войны тут была авиабаза, во времена Вьетнама город чуть не засекретили, а потом началась долгая запутанная история взаимных споров и примирений, соглашений и деклараций о территориальном статусе, водах и прочих воздушных пространствах. Например, архипелаг Чанхай оказался в городской черте просто потому, что не был никому нужен: а сейчас он уже оброс частным сектором, складами и даже ночной клуб, говорят, есть. На официальной карте его величают Долгоморским районом, а в быту - Островки, Чайники или даже 142 (по числу островов, разумеется).

А тем временем Дальний жил своей жизнью. Даже в полуосадные времена Культурной революции он чувствовал себя ненамного хуже Западного Берлина, в котором, в отличии от Дальнего, даже моря не было. Брестом-Дальним его прозвали скорее для симметрии: "от Бреста до Бреста-Дальнего" звучит ещё лучше, чем "от Бреста до Владивостока" и почти так же поэтично, как "от Кореи до Карелии".

"Красный Гонгконг" легко перерос военный посёлок и очень быстро превратился в эдакий порто франко, вроде своих южных собратьев, Одессы или эпического Вольного города Данцига. Город вгрызался в пограничные пустыри с их неопределённым статусом, выплёскивался на острова, а в 1975 разом слопал Порт-Артур, сделавшийся Советским районом, Крепостью и посёлком Тигровый Хвост.

Сначала сюда перебирались китайцы, ошалевшие от событий на исторической родине (советские китаисты всерьёз обсуждали, не станет ли далянский диалект социалистическим аналогом кантонского). Потом, когда в КНДР начались чистки, прибавилось и корейцев (они так и живут в обилии на Сечжонке, что между Китайским Посёлком и Серебряковой), а в хрущёвках Тигрового Хвоста оседали беглые ультра-левые борцы за свободу чуть ли не всех азиатских государств, от Шри-Ланки до Индонезии.

Из Cоветского Cоюза сюда тоже ехали - все, кому было тесно и неуютно. Стремились в Дальку флотские и военные - конечно, северных надбавок тут не давали, но и климат, несмотря на совершенно некитайский зимний снег, всё-таки помягче, чем на Камчатке или Малой земле. Квартира, пусть и в Колодцах, и пограничные льготы значили немало. Ломились сюда прирождённые торгаши, променяв джинсы от финских турмалаев и кофе в Сайгоне на индонезийский батик и чай-пуэр в универмаге Владивосток. И неслись сюда с сотней пересадок поклонники Востока (и не важно, что у одних был в сумке Ефремов, у других - Рерих, а у третьих вообще Ермей Парнов), чтобы приехать - и очуметь.

Надо сказать, что местные жители очень быстро освоили и этот рынок и уже в начале 80-х сингальцы со Шри-Ланки с дипломами ДВГУ стали возвращаться в город с обритыми головами и форменной рясой в багаже. Уже тогда в нашем городе был колоссальный спрос на любой буддизм, хоть тхераваду, и предприимчивые индусы вовсе не собирались дарить этот рынок тибетцам. Пусть недоумевают простодушные эзотерики, откуда у торгашей-вайшьев берутся духовные таланты. Сам Будда Шакьямуни по рождению был, как известно, из воинов-кшатриев. Сословные преграды для предприимчивого человека - не больше, чем просто очередное обстоятельство бизнеса.

Если есть город, а в нём порт, то можно возить товары оттуда и товары сюда. А товар найдётся. Товар становится деньгами, на них покупают новый товар, и колесо крутится дальше.

Таможенник (даже если он не читал четвёртой главы "Капитала") легко проникает в эту схему и тоже предлагает свои услуги. И вот волшебная формула "Товар - Деньги - Товар" вовлекает в себя весь город, от второго секретаря горкома до китайской торговки из Чайников и от первоклашки-индонезийца до японского консула господина Хираоки.

Иной раз из Москвы и Пекина летели молнии, партия требовала остановить нецелевое использование городской территории и остановить пошив джинс на военных заводах. Но что может сделать далёкий чиновник, который подписал какую-то бумагу, с почти миллионным городом, который жаждет наживы? Разве что метро запретить...

Тысячу раз прав был Филипп Македонский, когда сказал, что нет такой высокой городской стены, через которую не перешагнул бы осёл, груженый золотом. Ленинский, Суньятсеновский, Советский и Шахэ вдоль побережья, в проливе - Долгоморский на правах питерского Кронштадта, а вглубь материка разбегаются Тигровый Хвост, Сенчжонка, Серебряковой, Китайский посёлок (ныне Бумажная Деревня), Утюги, Западная Речка, Золотуха... ох, я уже замучался перечислять, посмотрите на карте сами. А дальше, уже на китайской территории, дорожные развязки Пуланьданя (по народному, Пуля) и индустриальная зона на месте шарикоподшипникового завода (да-да, Шарики). Тамошний контрафакт идёт в мир через Жадину - чудовищных размеров рынок, местный собрат одесского Седьмого Километра.