Бумажная роза

– Да, но почему Санька вот уже три дня не подходит к нам на переменах? Где она сейчас, в это время? Мне кажется, эта Милка-зараза что-то замыслила, – горячилась Оля. – После уроков у Сашки музыка. Я ее обычно жду, чтобы вместе домой идти…

Школьный звонок прервал жаркую беседу, все поспешили на урок.

В то время, когда подруги задавались вопросом, где же Саша, Александра Брусникина, ученица восьмого «А» класса, и девятиклассница Людмила Опарина стояли в дальнем углу школьного двора, затененного кустами сирени. Издали можно было подумать, что между девушками проходит увлекательная беседа… Брусникина горячо подавала реплики, для убедительности прикладывая руку к груди. Опарина слушала ее с джокондовской улыбкой, редко бросая колкие фразы:

– Мне твои оправдания на фиг не нужны! Целуйся ты со своим Кирюшей. Мне-то что за дело?

– Мила, перестань издеваться! Сколько раз тебе повторять, мы с ним не целовались! Он подошел ко мне и показывал, как правильно держать смычок. Ты в это время открыла дверь, и тебе показалось, что Кирилл Сергеевич меня обнимает. Но это же бред!

– Да? А почему же тогда ты отскочила от него как ошпаренная и покраснела до самых ушей, как вареный рак?.. Короче: хочешь, чтобы никто не узнал, – будешь мне каждый день отдавать свою жратву. Говорят, у тебя вкусные блины бабка печет. Кстати, вот сейчас и давай, поесть охота!

Брусникина, глядя на Опарину, как кролик на удава, механически протянула ей завернутые в бумагу блины, которые принесла с собой, чтобы поесть с девочками на перемене. Опарина, отхватив сразу полблина, промычала:

– А я, так и быть, буду… – и, запихнув оставшийся блин в рот, закончила: – …пока молчать, – сделав ударение на слове «пока».

На лице Опариной улыбка Джоконды сменилась наглым выражением. Потому как голод не способствовал проявлению высоких чувств. А Милка была голодной всегда. Достатка в доме не было, жили впроголодь. Осенью в сентябре их кормила соседская груша, ветви которой склонялись во двор Опариных. Ароматные груши заменяли Милке в школе бутерброды. Периодически Милкин отчим менял их на бутылку. Хозяин груши ругался, грозился спилить ветки, обращенные в сторону непутевых соседей, но пока что, вопреки угрозам, дерево одаривало плодами оба двора.

Симпатичная девица Опарина была старше сверстниц, потому что в некоторых классах сидела по два года. Тонкостью души не отличалась, лихо владела неформальной лексикой, не стесняя себя в выражениях. У нее было два брата – пяти и шести лет. Отчим выпивал и, что больше всего злило Милку, приучал к этому и мать.

Несмотря на видимость грубой, не обремененной деликатностью натуры, была у девушки потаенная мечта, может, даже страсть, – пианино. Другие инструменты ее не интересовали. Когда из приемничка, висевшего на стенке и потемневшего от времени, звучала музыка, Милка спешно освобождала край кухонного стола, принимала позу пианистки, положив растопыренные пальцы обеих рук на стол, и начинала «играть»… Из целого симфонического оркестра она одним ей ведомым чутьем улавливала звуки пианино и отстукивала на столе аккорды. Два малолетних брата, Антошка и Ваня, сидели рядком на покосившейся скамейке, стараясь попасть в такт Милкиного стука болтающимися ногами. Когда затихала музыка, а Милка прекращала «игру», дети старательно, с преданностью в глазах хлопали в ладошки.

Год назад в поселке объявили, что вновь открывшаяся музыкальная школа будет платной (в то время входили в моду всевозможные платные курсы), и ученица Опарина поняла, что ей не светит стать пианисткой. Откуда взять деньги на учебу? В доме не всегда хлеб есть – Ванька и Антошка постоянно хотят кушать!

Мальчишек Милка жалела, хотя были они родные только по матери. Если в школе ей перепадала какая-то конфета, несла домой детям. Отчима презирала: когда бы со школы ни пришла, он спал, объясняя это тем, что творческие натуры могут и целый день проспать. А себя он считал творческой личностью, потому что когда-то участвовал в самодеятельности и даже пять дней руководил клубом, когда директору вырезали аппендицит. После того как Милка отчаялась напоминать ему имена мальчишек – где Ванечка, а где Антоша (тот их постоянно путал), она окончательно прозвала отчима «козлом», за что мать со всепрощающими глазами обижалась на дочку, пытаясь убедить, что та не права.

Звонок напомнил о начале урока, и Милка, поспешно проглотив последний кусок, закончила разговор по-свойски:

– Ладно, Клюква, не дрейфь! Сама тоже держи язык за зубами – не вздумай кому жаловаться! – и, ввернув крепкое словцо, припустила в класс.

На уроке Александра невидящим взглядом смотрела в раскрытый учебник химии. Оля пыталась выведать у Сашки, что за секреты появились у подруги, но учительница сделала обеим замечание, и они поспешно уткнулись в тетради. Через какое-то время Сашка подсунула под Олин учебник записку со словами: «Оля, меня после музыки не жди. Я теперь буду заходить к тете Вале, она болеет. Мама попросила».