Бумажный домик

Ситуация чудовищная. Достичь предела в своих материальных желаниях или хотя бы знать, что они имеют предел, — для многих значит оказаться на краю пропасти, лицом к лицу с тайной бытия, с Богом. В этом причина духовного кризиса в странах, где уровень жизни относительно высок и где пытались каким-то образом установить этот «потолок». Я имею в виду, например, Швецию: статистика самоубийств здесь — самое убедительное доказательство того, как невыносима для человека эта встреча лицом к лицу с тайной бытия, к которой приводит полное удовлетворение всех естественных и разумных потребностей. Когда же в силу тяжелых материальных условий у людей появляется цель, требующая открытой немедленной борьбы, тогда самоубийств не бывает или они случаются крайне редко. Нищета должна быть побеждена. И мнимая бедность, наваждение бедности, создаваемое обществом потребления (ты беден, если у тебя нет приличного жилья и достаточного жалованья, ты вправе считать себя бедняком, не имея машины и холодильника, но общество потребления внушает тебе сознание бедности и тогда, когда у тебя нет цветного или панорамного телевизора, электрогриля, сада с ракушечным гротом, или бассейна, или ванны в стиле Людовика XVI — «потолка» тут не существует), — это наваждение должно быть уничтожено. Но уничтожить тяжелые условия существования, убрать преграды между человеком и тяжестью его бытия, лишить его всякого оправдания — значит совершить дело благое и одновременно жестокое. Заколдованный круг. Удовлетворив потребности, определив «потолок», общество неминуемо переживает мучительный кризис: истинные потребности удовлетворены, мнимые уничтожены, оправданий больше нет. Фаза очищения, как говорят мистики?

— В общем, хоть и другим путем, ты возвращаешься к тому же. Быть святым или не быть им, — говорит Жанна не без иронии.

— Возможно. Но я предпочитаю именно этот путь.

Польза

— Так значит, Иисусу Христу пришлось потрудиться всего каких-нибудь два или три года, — говорит Альберта.

— Но до этого он еще работал плотником, — говорит Полина.

Альберта. А потом его почти сразу же убили, поэтому у него не было времени сделать много.

Полина. Он прогуливался и рассказывал людям всякую всячину.

Альберта. А мог бы устроить столовые и раздавать суп, как это делал святой Венсан де Поль.

Венсан (нравоучительно). Не хлебом единым жив человек.

Я. Даже если создать много столовых и больниц, всех все равно не накормишь и не вылечишь.

Альберта. Что же, столовые вообще не нужны?

Я. Нужны, конечно, нужны, я только хочу сказать, что все относительно. Нельзя все уладить раз и навсегда. Надо соразмеряться с возможностями человека.

Альберта. Им надо просто взяться за дело всем вместе.

Полина. Кому им?

Альберта. Всем тем, кто хочет открыть столовые. По-моему, людей, которые хотят устроить столовые, ничуть не меньше, чем голодных.

Я. Может, и меньше. А может, они живут в разных местах, или не знают, как за это приняться, или не согласны в деталях.

Венсан. Вот-вот. Люди вечно не согласны друг с другом.

Альберта. Надо бы их заставить.

Я. Но если взять на себя право заставлять других людей творить добро, можно присвоить себе и право заставлять других людей творить зло.

Альберта. Да, но если их не заставлять, ничего не добьешься.

Венсан. Знаешь, кто ты? Диктатор.

Полина. Верно, верно. Она всегда хочет, чтобы я играла в ту игру, которая ей нравится.

Альберта. А тебе осточертело бы играть одной!

Полина. Тебе тоже!

Альберта. Я старше тебя!

Полина. Мне тоже скоро будет десять.

Альберта. Но я всегда буду на два года старше!

Полина разражается слезами.

— Это нечестно! — Но вдруг рыдания переходят в истерический хохот: — Так значит, ты умрешь раньше меня, и тут-то я тебя и догоню!

Альберта застывает с раскрытым ртом.

Венсан. Знаете, что, по-моему, относительно, — утруждать себя лечением людей, которые все равно рано или поздно умрут.

Я. Да, это так.

Полина. И все же лечить их надо, а то получится очень некрасиво.

Я. Несомненно! Людей надо лечить, кормить, обеспечить им приличное жилье, тогда они смогут думать о чем-нибудь другом, кроме еды и жилья.

Альберта. Так ты считаешь, что жизнь дана для того, чтобы размышлять?

Я. Вполне возможно. А ты как считаешь?

Полина. Я? Чтобы смеяться!

Я. Смеяться — значит радоваться, возносить хвалу мирозданию, говорить Богу, что жизнь не так уж плоха… Только не надо забывать, что есть люди, которым в эту самую минуту не до смеха.

Венсан. Значит, смех — это тоже относительно?

Я. Вот именно.

Альберта. А быть христианином — это не относительно?

Я. Относительно, с точки зрения того, что мы пытаемся делать. Не относительно в целом… то есть по отношению к Богу (я начинаю путаться).

Альберта. Не думаю, чтобы наши знакомые захотели стать христианами на наш манер.

Полина. Почему?

Альберта. Уж очень мы неорганизованные.

Я. Но христианин вовсе не обязан быть организованным.