Бумажный домик

Да, конечно, я этого и добиваюсь. Но я должна твердо верить в то, что польза будет гораздо значительнее, чем возможный вред. Моя мать написала мне однажды очень трогательное письмо, где объясняла, почему они с отцом не сочли нужным крестить нас с сестрой. Как ни странно, но это «либеральное» воспитание оказало на меня самое благотворное воздействие. Они воспитывали нас в своей правде и дали возможность выбрать нашу. Разве можно сделать больше? Я лично считаю, что такое воспитание предпочтительнее, чем то жесткое, безрадостное воспитание, которое получают дети во многих христианских семьях, где слова расходятся с делом, где подавляемая свобода приводит к страстному протесту в шестнадцать лет. Конечно, мой идеал — воспитание христианское и свободное. Но как трудно удержать это в равновесии! Слова Альберты вселяют в меня надежду, что порой мне удается этого достичь. Знать бы, каким образом?

Нам так мало известно о том, что действительно важно для воспитания! По-моему, то, что у моих родителей была развита фантазия и что они нередко высказывали решительное пренебрежение к некоторым условным ценностям, дало мне гораздо больше, чем любые пространные рассуждения об относительности этих ценностей. К примеру:

Папа на Лазурном Берегу

Мы с папой на курорте, он решает побаловать меня и ведет на пляж, явно предназначенный для элиты. Душевые, выложенные керамической плиткой, приборы для массажа, тенты, коктейли, которые подаются прямо на пляже. Папа удаляется в кабинку переодеваться. Появляется в элегантных нейлоновых плавках — и выглядел бы просто безупречно, не взбреди ему в голову оставить туфли и носки с подвязками. За темными очками рождается и растет возмущение, по мере того как отец с олимпийским спокойствием выбирает лежак, оно переходит в изумление и в конце концов, побежденное его царственным безразличием, сменяется восхищением. Они-то решили, что перед ними клошар, деревенщина, но при виде такой самоуверенности сомнений быть не может: это Онассис. Подходит официант, расплываясь в улыбке. А я, как пятилетняя девочка, восхищалась своим отцом, который зычным голосом заказывал лимонад.

Или:

Мама берет такси

Мама, хрупкая, белокурая, изящная, в сопровождении моей сестры прибывает из Антверпена на Северный вокзал и, сгибаясь под тяжестью многочисленных чемоданов и сумок, выходит на площадь. Такси очень мало. Желающих много. Перед мамой какая-то дама берет последнее такси. Горизонт пуст. Мама — мягко, но решительно:

— Мадам, куда вы едете?

Дама, застигнутая врасплох:

— Авеню Моцарта. Но…

Мама:

— Мне как раз в ту же сторону. Садись вперед, Микетт (моей сестре). Мы доедем с вами до авеню Моцарта, а потом поедем дальше.

Дама, уже в такси:

— Нет, нет, я протестую!

Поздно, моя сестра успела сесть рядом с шофером (щеки у нее пылают, но честь семьи превыше всего), а наши вещи громоздятся вокруг дамы. Мама тоже садится. Шофер, забавляясь, хранит нейтралитет.

— Но я не согласна! Я требую, чтобы вы вышли! Это уж слишком! Вы…

Мама, все так же мягко:

— Шофер, авеню Моцарта.

Такси отъезжает. Дама поднимает крик. Мама потом рассказывала:

— Ты представляешь, Франсуаза, она вопила всю дорогу, пока мы ехали от Северного вокзала до авеню Моцарта. Словно ее похитили. Вот это темперамент!

Папа — устный рассказчик. Мама — писатель. Их юмор проявляется по-разному. Папа отталкивается от события, от внешних обстоятельств. Мама сосредоточена в себе настолько, что вступает в резкое противоречие с нормальным ходом вещей, который она обычно просто не принимает во внимание. При этом она не лишена практического смысла и даже проявляет большую изобретательность, когда сталкивается с трудностями, которые, как правило, рождены ее воображением. Так, под впечатлением рассказов о пожарах в универмагах она решила, что никогда больше не выйдет из дома без карманного фонарика («Понимаешь, первое, что в таких случаях делают, — это отключают электричество») и двадцатипятиметрового нейлонового каната с узлами («И вот тогда я прикрепляю свой канат и спускаюсь по нему, это проще простого»). Я восхищаюсь жизненной силой этой женщины, которая, как бы моложаво она ни выглядела, бодрым шагом приближается к своему семидесятилетию.

— Но ты же не можешь всюду носить с собой этот канат, на коктейле, например, а если уж пожару суждено случиться, он обязательно случится именно в этот день!

— Какая ты фаталистка, Франсуаза! Я просто стараюсь повысить свои шансы, вот и все. Обыкновенная статистика.

Мама встречает знакомого на бульваре Сен-Жермен.

— Вы прекрасно выглядите.

— Да, — отвечает мама. — Я провела потрясающую ночь с Конфуцием.

— С кем?

Но мама уже удаляется своей упругой девичьей походкой.