Бумажный дворец

– Ненавижу гребаных куликов.

– Ты ненавидишь всех, кто не понимает, что это ты владеешь Бэквудом, – говорит Джонас.

– Да просто бред какой-то. В газетах пишут, что популяция куликов, наоборот, уменьшилась с тех пор, как пляж стали огораживать для их охраны.

Джонас кивает.

– Возможно, человеческий запах отпугивал койотов от яиц.

– А как у тебя дела? Как Джина?

Джонас колеблется, прежде чем ответить, всего долю мгновения, но я замечаю.

– В восторге оттого, что приехала. И уже пытается избегать мою мать. Отправилась поплавать под парусом, пока я еще спал. Вывела лодку в море, чтобы проверить оснастку.

– Плавание под парусом. – Даже спустя столько лет это словосочетание застревает у меня во рту, словно я говорю на щелкающем языке намибийцев.

– Плавание под парусом, – повторяет Джонас.

Слова повисают в воздухе, как падающий камень. Как и всегда, я чувствую, как между нами проступает нечто нежное, ужасное, постыдное и печальное.

– Она хочет купить моторку. Я за.

– Джек будет вне себя от восторга, если она это сделает. – Мой жизнерадостный голос звучит фальшиво, я знаю, что Джонас тоже это слышит. Но мы ведем себя так уже много лет. Тащим за собой наше прошлое, словно груз, все еще прикованные к нему, но оно волочится достаточно далеко, чтобы мы не видели его, чтобы нам не приходилось открыто признавать, кем мы были друг для друга когда-то.

В небе над нами пролетает сапсан. Мы смотрим, как он взлетает к облакам, поворачивается и несется вниз головой к земле, углядев добычу.

Джонас встает.

– Мне пора домой. Мама просила помочь ей посадить бархатцы. От комаров в этом году житья нет. Заходите потом выпить. Мы сегодня вечером дома.

– С удовольствием.

Он быстро целует меня в щеку и уходит. Я смотрю ему вслед, пока он не поворачивает за угол, скрываясь из виду. Так легче.

Когда я возвращаюсь, мама сидит на своем обычном месте на диване на веранде. Питер на кухне делает кофе.

– Доброе утро, красотка! – кричит он мне. – Как первая летняя пробежка?

– Божественно. Я чувствую, что наконец могу дышать.

– Кофе скоро будет готов. Ты добежала до океана?

– Да. Как раз начался отлив. – Я подхожу к нему и протягиваю раскрытую ладонь. – Никогда не видела такого крошечного мечехвоста. Он идеален.

– Как водичка? – спрашивает мама.

– Я не купалась, я была в одежде для бега.

– Могла бы искупать голой, – говорит мама. В ее голосе осуждение.

– Могла бы, – соглашаюсь я. Начинается. – Я встретила Джонаса. Он приглашает зайти к ним выпить.

– Отлично, – кивает Питер.

– Ты заметила? Вернулись гусеницы шелкопрядов, – говорит мама.

– Я ничего такого не видела по дороге на пляж.

– Они еще туда доберутся. Они как саранча. Половина деревьев между нами и Памелой объедена. А этот ужасный стук, с которым их какашки падают на землю. Вчера утром мне пришлось обмотать голову мексиканской шалью и бежать.

– Какашки гусениц? – спрашивает Питер.

– Они похожи на бежевые кофейные зерна, – говорю я.

– Со мной такое однажды было, – вспоминает мама. – Оказалось, у меня язва.

– Элла, твоя мама опять разговаривает на незнакомом языке, – жалуется Питер.

– Твой муж – нахал, – заявляет мама. – В любом случае, если когда-нибудь увидишь в унитазе что-то похожее на кофейные зерна, то будешь знать.

– Гадость какая, – морщусь я.

– И тем не менее.

– Кофе, Уоллес? – спрашивает Питер, выходя с кухни с горячим кофейником.

Обожаю своего мужа.

Четыре недели назад. 4 июля, Уэлфлит, Массачусетс

На параде в честь Дня независимости мы слышим о том, что погиб ребенок. Пятилетняя девочка была заживо погребена сегодня утром на пляже, когда на нее обрушилась дюна. Ее мама в этот момент занималась йогой на отмели. Когда она обернулась проверить дочь, то увидела только ее розовое ведерко, и поначалу ей показалось, что оно парит в десяти сантиметрах над землей.

– Никогда не избавлюсь от этой картины в голове. Как маленькая ручка торчит из песка.

Я смотрю парад, стоя рядом с Джонасом и его матерью под сенью высоченного клена. Джина, Мэдди и Финн смешались с толпой, надеясь пробиться в первый ряд.

– А я всегда говорила, что нельзя разрешать детям лазать по дюнам, – заявляет мама Джонаса самодовольным тоном. – Видите?

Джонас смотрит на меня потрясенным взглядом и заливается хохотом.

– Это очень нетактично с твоей стороны, – отчитывает его мать и поворачивается к нам спиной. – Как тебе не стыдно.