Бумажный грааль. Все колокола земли

Говард принялся вспоминать, что ему известно о Майкле Грэме, – выходило, что не так уж много. Вряд ли это он засунул в стену странные фигурки, а если так, значит, Говард сильно в нем ошибался. Легкомысленность была вовсе не в духе Грэма. Он работал от рассвета до заката, готовил простой ужин, читал Библию и ложился спать. Трудно представить, чтобы им овладела какая-то шалость и заставила его спрятать под штукатурку игрушки.

И если бы фигурки находились поглубже, никто не обнаружил бы их до тех пор, пока дом не развалился бы. Они здесь не ради украшения, а с какой-то другой целью.

Говард провел рукой по стене под тайником – вдруг есть еще? Нащупав выпуклое место, он принялся скоблить, поднимая небольшое облако пыли. Из штукатурки торчали красные подошвы туфель Шалтая-Болтая.

Глава 4

Элоизу Лейми чем-то привлекали лилии – быть может, крупными мясистыми цветками или же длинными, рвущимися из земли стеблями, которые наводят на мысли о возбуждающей сцене из романа Д. Г. Лоуренса, хотя вслух она никогда бы в этом не призналась. Лилии подвержены мутациям и легко меняют цвет. Если и пахнут, то сильно и отталкивающе, как будто полны разложения, выделений и смерти.

Перед домом был разбит огород. Если бы Элоиза занималась им исключительно ради удовольствия, выглядел бы он совсем иначе. Но она мало что в жизни делала ради удовольствия, за долгие годы привыкла вести осмысленную жизнь, в которой не было места простым развлечениям.

На крыше дома напротив сидел прибитый гвоздями фанерный Шалтай-Болтай размером с человека. К счастью, утро было безветренное, поэтому он оставался неподвижным. Днем его расшевелит прибрежный бриз, и Шалтай начнет бесконечно махать рукой вместе с другими ветровыми игрушками, расположившимися на газоне соседа. Движение ради движения, только и всего. Эти деревянные штуковины не служили никакой цели, только сводили Элоизу с ума. Жуткая легкомысленность. Впрочем, рано или поздно она с ними – и с соседом – разберется.

А пока она сосредоточила силы на своем участке, который являлся точной геометрической копией огорода, посаженного где-то ее единокровным братом Майклом Грэмом, прирожденным садоводом. Где именно он его посадил – одному Господу известно. Элоиза никогда не видела тот участок Майкла и не бывала в его доме на обрыве. Однако устройство участка она понимала. Чувствовала нутром, как страдающие от артрита чувствуют приближение дождя. А после недавней поездки в Сан-Франциско ощущение только усилилось.

Она посадила цветы в восемь рядов, сплошь гибридные клубни и луковицы. И это еще не все. На крыльце стояло шесть банок с краской, смешанной из натуральных веществ – ягод и корнеплодов, осенних листьев и опилок, а также крови. В ведре с чистой водой из океана плескались два моллюска. Элоиза выловила их полчаса назад во время прилива. Осторожно взяла одного и, держа за голову над чистой стеклянной миской, начала выдавливать, сначала аккуратно, затем все сильнее. Морской заяц долго не хотел делиться чернилами; наконец в миску хлынула вязкая ярко-фиолетовая жидкость. Когда она перестала капать, Элоиза бросила моллюска в чистую керамическую банку. Взяла второго, так же выжала из него чернила и отправила в банку к первому.

Затем очень осторожно вскрыла емкость с соляной кислотой и с шипением вылила ее на извивающиеся тела двух морских зайцев. Вскоре они замерли, и плоть начала растворяться в кислоте. Интересно, что получится, если их приготовить? Моллюски уже приобрели симпатичный зеленовато-коричневый цвет. Из них по-прежнему сочились фиолетовые капли, придавая смеси интересный оттенок.

Рядом лежали две кости из предплечья, купленные в Сан-Франциско. Когда Элоиза честно призналась преподобному Уайту, что намерена сделать из них «волшебную лозу», он лишь пожал плечами. Ее затею он не понял, однако знал Элоизу слишком хорошо и поэтому в ней не сомневался. Кости соединили локтевой стороной и связали лоскутами звериной шкуры. Кусочки шкур – наиболее интересные фрагменты – ей тоже достались от Уайта, но были такими маленькими, что пришлось сшивать их между собой. Получившееся выглядело не очень симпатично и целую неделю источало ужасающий запах, который, к счастью, выветрился, как только предмет просох.

Взяв в руки смастеренную таким образом рамку-лозоискатель в форме буквы V, Элоиза вышла на свободный клочок сада и сосредоточилась на земле и перегное, на червях и дождевой воде. Она закрыла глаза и представила симфонию движения в почве: все глубже ползут корни, сдвигаются миллиарды частиц земли, тонут камни, гниют листья и отмершие корни, раскрываются, стремясь к поверхности, зерна, муравьи, кроты, суслики и черви роются в темноте, и вся поверхность суши движется, кишит, полнится жизнью так же размеренно и верно, как поверхность океана.

Своеобразная рамка клонилась вниз, к земле, с такой силой, что Элоиза едва удерживала его в руках.

– Капуста, – произнесла она вслух и, прикрыв глаза, как наяву, увидела перед собой кочаны. Он высаживал капусту.