Бумажный грааль. Все колокола земли

Кто же открыл ему дверь? Говард ждал, не двигаясь с места. Постучал еще раз по дверной раме. Может, дверь просто не заперта и распахнулась под давлением его руки… Нет, слишком тяжелая.

На ветру скрипнуло кресло-качалка.

– Есть кто дома? – негромко спросил Говард.

Откуда-то сверху донеслись первые ноты печальной органной музыки, затем внезапный крик банши, далекий и мучительный, словно запертый в шкафу. Лестницу освещал небольшой клочок света, и на мгновение Говарду почудилось, что на ступенях кто-то стоит. Женщина – то ли в кружевном платье, то ли в саване, – руки протянуты в мольбе, глаза горят выражением ужаса.

Говард отошел назад, на крыльцо. Сердце колотилось, как двигатель на пределе. Дверь резко захлопнулась, из открытого окна послышался смех, низкий и неестественный, какой бывает у цинично настроенных привидений. Под грохот цепей смех перешел в измученный стон, потом в громкий звук иглы, царапающей граммофонную пластинку, а потом вдруг прозвучал чей-то голос:

– Проклятье!

Из-за кружевной занавески на втором этаже показался располневший дядя Рой.

– Племянничек! – крикнул дядя и стукнулся макушкой об оконную раму. – Проклятье! Заходи уже, что стоишь под дверью!

Он скрылся за окном, а Говард вновь поднялся по ступенькам на крыльцо – с радостью и недоумением. Дядя Рой определенно его ждал. «Наконец-то дома», – мысленно сказал себе Говард и едва не рассмеялся вслух. Дверь опять открылась – на этот раз за ней стоял, потирая голову, его дядя. Он пожал Говарду руку, затащил его внутрь и включил свет, отчего комната сразу повеселела.

– Ну как тебе? – спросил дядя Рой.

– Впечатляюще, – ответил Говард. – Особенно женщина на лестнице. После нее я и выскочил из дома.

– Это все марля. Натягиваешь в несколько слоев поперек лестницы, а потом включаешь проекцию. Изображение не самое качественное, но тут и не в качестве дело, правда?

– Да, призрак что надо.

– Важнее всего – воздействие. А это уж либо получится, либо нет. Так нас учили на курсах предпринимательства. Еще у меня есть натяжные летучие мыши из резины и скелет из университета в Сономе. И вот, посмотри-ка. – Дядя Рой повел гостя в кухню, где залез на табурет и достал с верхней полки банку. – Глазные яблоки. Самые настоящие глазные яблоки в спирте.

– Серьезно? – В банке действительно плавали всяких размеров глаза, взятые от разных существ. – Для чего они?

– Чтобы трупы могли играть в шарики. У меня есть пара восковых фигур, стоящих на четвереньках. Вполне себе мертвяки, жилистые, волосы отросшие, кожа висит клоками, одеты в какую-то рвань…

– Правда? – спросил Говард. – По-моему, одного из них я сегодня уже видел.

Дядя кивнул, ничуть не удивившись его словам.

– В общем, трупы бросают глазные яблоки и должны попасть в нарисованный кровью круг. Шикарное воздействие, очень отталкивающее. При виде глазных яблок, поверь мне, все бросаются врассыпную. Хотя с готовностью платят за такое зрелище. Убегают, а потом возвращаются и платят еще. Публика легко расстается с денежками, если выманить их правильной шляпой. – Дядя Рой поставил банку обратно и закрыл шкафчик.

Говард всегда считал, что музей ду́хов был нужен дяде для «исследования паранормального», что он по-настоящему верил в призраков, настаивал на правдивости истории со «студебекером» и не желал развлекать людей восковыми куклами и проекциями мертвых женщин, из-за чего его затея и прогорела. И вот теперь дядя Рой занимается всякими дурачествами и хранит на кухне банку с глазами.

– Мальчик мой… – Дядя Рой вдруг повернулся и схватил его за руку. Говард почувствовал себя блудным сыном, который слишком долго скитался. – Как поживает твоя бедная матушка?

– Очень даже хорошо. У нее все в порядке. Вполне себе счастлива.

Дядя покачал головой, словно Говард рассказал ему, что мать живет на улице, а все ее пожитки уместились в одну сумку, которую она таскает за собой.

– Я считаю, она так и не оправилась после смерти твоего отца. Да и мне, как его брату, пришлось тяжко. У него, конечно, были свои недостатки… – Дядя Рой перевел взгляд на Говарда. – Может, оно и к лучшему, что ты был еще маленьким. Я вовсе не имею в виду, что расти без отца легко, просто детям постарше, когда они уже хорошо знают родителей, иногда бывает тяжелее. Пока мы сюда не переехали, я старался как мог восполнить эту потерю. Но разве это возможно?

Говард удивленно кивнул. Такие неожиданно искренние слова дяди его тронули.

– Вы старались, я знаю.

Это дядя Рой возил его на матчи и на пляж, рассказывал шутки и тайком подмигивал Говарду в серьезных ситуациях. Теперь дядя как будто сомневался в своих заслугах. Такое чувство, что он уже долгие годы беспокоится из-за того, что мало помогал племяннику. Говард вдруг решил обнять дядю, и тот, преодолев неловкость, тоже обнял его в ответ, затем протер глаза и вздохнул:

– Как летит время!

– И не говорите. – Говард сел в кресло. – Хотя вы почти не изменились.

– Растолстел, – пожал плечами дядя Рой. – А когда-то был в форме. Мог целый день проработать на солнце, а на следующий день встать – и все заново. Да ты и сам помнишь.

Говард кивнул.