Дверь осталась закрытой. Никто его не впустил, не смерил суровым взглядом, не отчитал за озорство. Дамиан прижался лбом к двери и провел пальцем по шершавой поверхности. Хлопья облупившейся краски осыпались ему на ботинки. Немного подождав, он повернул ручку.
Комната показалась ему крошечной – гораздо меньше, чем он помнил. Темное, затхлое помещение освещал единственный солнечный луч. Аромат жасминового масла для волос давно уже выветрился. Тканевая ширма, когда-то разделявшая кровати, смятая, валялась на полу – с тех пор как хозяйку комнаты забрали в тюрьму. На столе Дамиана не дожидались тостады, никто не налил ему орчаты. Но больше всего его расстроила кровать МамаЛу. Мать всегда заправляла постель, а сейчас простыни были сбиты на сторону, подушка скособочилась. Сверху лежал слой пыли. Кровать простояла пустой и неприбранной двадцать три года.
Дамиан занялся делом. Он отнес во двор простыни и хорошенько вытряхнул. Выбил пыль из подушки, вывернул наволочку и протряхнул ее отдельно. Затем он застелил кровать, разгладив белье так тщательно, что не возникло ни единой складочки. Верхнюю простыню он подоткнул под матрас. Потом вернул на место подушку, отошел на пару шагов, поправил ее и взглянул на результаты своих трудов. Увидев, что на кровать снова садится пыль, Дамиан начал все заново: он во что бы то ни стало хотел придать постели МамаЛу первозданный вид.
Он все еще возился с постелью, когда годами сдерживаемая печаль наконец прорвалась наружу. Дамиан еще ни разу не плакал по МамаЛу – ни в Вальдеморосе, услышав, что она мертва, ни когда приносил на ее могилу подсолнухи или открывал жестянку из-под «Лаки Страйк». Гнев всякий раз заглушал тоску. Но теперь с гневом покончено. Дамиан отомстил за мать, заставил Эль Чарро и Уоррена Седжвика заплатить сполна. Враги превратились в прах, а с ними – и жажда отмщения. Теперь Дамиану не за что было уцепиться, нечему было сдержать его слезы. Все глубинные, мрачные чувства, что терзали его раньше, улеглись на дно, превратившись в груду истлевших костей. Ненависть, гнев и месть оказались иллюзией – пустотелыми семенами, неспособными прорасти, как бы усердно их ни поливали.
Дамиан забрался на кровать МамаЛу и лег, свернувшись калачиком. Он покинул этот дом мальчишкой, вернулся взрослым мужчиной. Как и прежде, он был одинок. Разница – жестокая, горькая разница – заключалась в том, что он упустил единственный шанс на искупление. Истово лелея свою ненависть, он потерял любовь.
Дамиан вспомнил день, когда в последний раз видел Скай.
Только теперь он понял, что значили эти слова.
Глава 29
Восстановление особняка и сада требовало больших усилий, впрочем, Дамиан располагал и временем, и средствами. Все восемь лет, проведенные в тюрьме, он по-прежнему управлял судоходной компанией. Личное присутствие большой роли не играло; главное – он продолжал вести дела. Дамиан достиг всего, чего хотел, однако это не принесло покоя. Он нашел утешение в реставрации дома: увлеченно красил стены, ремонтировал мебель. Избавил фасад от плюща, почистил фонтаны и нанял команду ландшафтных дизайнеров, чтобы озеленить сад. Крышу он покрыл терракотовой черепицей, а стены выкрасил в белый цвет.
Дом потихоньку становился прежним. Сад запестрел цветами, вернулись бабочки и колибри. За годы запустения в доме не раз побывали грабители, но кое-где сохранилась прежняя мебель. Мать Скай, Адриана, любила вычурные вещи, а вот Дамиан сомневался, оставлять ли бархатные портьеры в столовой. Он сидел за столом, за которым когда-то Уоррен Седжвик беседовал с Эль Чарро, и рассматривал тяжелую, багряного цвета ткань. Портьеры казались ему неуместной роскошью, зато хорошо защищали комнату от солнечных лучей.
Его раздумья прервал тихий стук. У рабочих выходной. Мало ли какие шорохи мог издавать старый дом? Дамиан не обратил на звук внимания и направился к шторам, чтобы рассмотреть их поближе.
Стук повторился. Дамиан определил, что звук доносится из старого буфета, где они со Скай частенько прятались в детстве. За резной решеткой кто-то заскребся – птица или бездомная кошка? А может, кто-то менее безобидный? Змея? Дамиан встал на четвереньки и медленно открыл дверцу.
В шкафу сидела худенькая смуглая девочка с длинными, заплетенными в неряшливую косу волосами. Прижав колени к подбородку, она моргала огромными карими глазищами. На ней была белая рубашка с гербом какой-то школы и темно-синяя юбка. На ногах красовались гольфы: один натянут до колена, другой гармошкой морщился у щиколотки.
– Не бойся, – сказал Дамиан в ответ на ее настороженный взгляд. – Тебе незачем прятаться. – Он протянул руку.
Девочка не сдвинулась с места.