"Бумажный тигр"

- Тогда, Бога ради, сделай это без предупреждения и всяких записок, - буркнул хозяин «Глупой Утки», - Записки всегда напоминают мне счета и я терпеть не могу их читать. Ну, бывай. И лучше закрой поплотнее окна и двери, говорят, эта ночь будет еще холоднее предыдущих.

Небрежно махнув рукой, Макензи двинулся к выходу. Лэйд думал было сказать что-то на прощанье, но не стал. Точно одна-единственная реплика могла нарушить сложно просчитанную гармонику тишины, установившуюся в лавке и нарушаемую лишь скрипом половиц.

«Ах ты хитрый старый мерзавец, - подумал Лэйд, глядя в тощую спину Макензи и не пытаясь скрыть улыбки, - Ах ты хитрый старый…»

Последним порожденным им звуком в «Бакалейных товарах Лайвстоуна и Торпа» был негромкий звон дверного колокольчика.

***

Макензи оказался прав – с приходом сумерек стало ощутимо холоднее. Иссушающий дневной зной быстро превратился в вечернюю прохладу, которая с первыми звездами обернулась весьма ощутимой стужей, напомнившей Лэйду морозные октябрьские вечера его родного Йорка. Несмотря на все года, прожитые на острове, он так и не сумел привыкнуть к тому, до чего непредсказуем и переменчив здешний климат, подчиненный не географическим широтам и расположению солнца на небе, а капризным здешним ветрам, несущим на своих невидимых крыльях то невыносимую жару, то пробирающийся в кости холод, и готовые в любой миг обрушить тебе на голову то, страшнее чего нет ничего в мире – тропическую бурю.

Несмотря на пробравшуюся в лавку ночную прохладу, Лэйд не стал подбрасывать угля в камин, оставив тот тлеть бронзовым жаром – ни к чему облегчать убийце работу. Может, тот и не станет стрелять в него через окно, но привычки лавочника оказались живучи, намертво срослись с его истинной сутью – избегать надо всех рисков, даже самых малых.

Новый Бангор медленно таял за окном. Сумерки сперва осторожно скрадывали его выступающие части – стальные шпили, флюгера, дымоходы, и, обретая чернильную густоту, стремительно стекали вниз, обволакивая целые дома и наполняя холодной вязкой темнотой всю Хейвуд-стрит, похожую на высохшее русло какой-то исполинской реки.

В подвале, потревоженный пробравшимся внутрь вечерним сквозняком, зашуршал какой-то пакет, и этот звук внезапно вырвал Лэйда из задумчивости.

- Знаешь, что еще интересно? – спросил он вслух, наблюдая за мельтешением огней в «Глупой Утке» через дорогу, - Я подумал об этом только что, раньше не приходило в голову. Мистер Гаррисон, будь он человеческом обличье или демоническом, явился в Новый Бангор с переменой погоды. Как думаешь, это совпадение или он нарочно выжидал удобного случая? И если да, то почему?

- Чтобы молоко не прокисло, многие хозяйки добавляют в него драхму соли, - рассудительно сообщил Диоген, меривший лавку неспешным механическим шагом, - Это позволит ему на какое-то время сохранить первозданную свежесть.

Лэйд уважительно кивнул автоматону.

- По сравнению с тобой даже Дизраэли – косный неуч! Миссис Гаррисон и ее слуги расстались с жизнью в первую же ночь после того, как на остров пришел циклон. Нелепо считать, будто здесь есть связь, согласен, старина. Однако дело в том, что в поисках связи я опираюсь на привычную человеческому рассудку логику, совершенно забывая о том, что логика – вовсе не универсальный инструмент познания, а лишь несовершенное орудие, созданное нами из подручных вещей и позволяющее худо-бедно освещать окружающий человечество мрак. Логика Левиафана может быть для меня столь же непостижима, как рассуждения Джона Толанда по поводу «мировой материи» - для разукрашенного татуировками дикаря-полли, доподлинно знающего, что все сущее породили бессмертные Рангинуи и Папатуануку.

Из подвала вновь донесся шорох – вероятно, запирая лавку, он забыл прикрыть небольшое вентиляционное оконце внизу. Что это – каприз вечернего ветра? Или отзвук многочисленных маленьких ножек? Лэйд усмехнулся, стараясь этой усмешкой изгнать просочившееся внутрь беспокойство. Еще до наступления сумерек он скупил у Скара Торвадсона весь наличный у него запас мышеловок, вызвав у норвежца немалое изумление, и все их расставил в подвале. Нелепая предосторожность, конечно, уж по его-то душу брауни не явятся, но и проигнорировать он ее не мог. Этой ночью бакалейная лавка превратилась в настоящую фортификацию, способную выдержать удар Левиафана вне зависимости от его направления.

Газовый фонарь за окном горел. Последний час Лэйд следил за ним пристальнее, чем волхвы – за светом Вифлеемской звезды. Однако в темных уголках души время от времени, как в подвале, раздавался беспокойный шорох.