Бумажный тигр (I. Материя)

А ещё она чертовски злоупотребляла косметикой. Слой пудры был столь густым, что лицо походило на белоснежную маску дорогого веджвудского[74] фарфора. Может, из-за контраста с этой мертвенной безжизненной белизной её густо подведённые чёрной тушью глаза выглядели зловещими провалами-глазницами, острые брови казались острыми бритвенными лезвиями, а губы, накрашенные кричаще-алой карминовой помадой, походили на открытую рану, полную свежей артериальной крови.

Жутковатые сравнения, однако она и выглядела жутковатой. Зловещая кукла с холодным фарфоровым лицом, обряженная в тяжёлый чёрный бархат, которую кому-то шутнику озорства ради захотелось посадить за стол вместе с прочими гостями. Даже осанка у неё была неестественно прямой, царственной, ровной, как редко бывает у людей.

В обществе хорошо одетых юных дам Лэйд обыкновенно терялся, ощущая себя нескладным пожилым моржом в дешёвом костюме, ужасно неловким и в придачу косноязыким. Но от взгляда странной гостьи не почувствовал того мятного сквознячка, который обыкновенно тревожит душу при взгляде юной симпатичной особы противоположного пола. Напротив, почувствовал только пульсирующую где-то под старой тяжёлой печёнкой тревогу. Эта дама явилась в гостиную мистера Гёрни не для того, чтобы полакомиться солёными крендельками и поболтать о свежих парижских вышивках, присланных её тётушкой…

Пятый по счёту гость был одних с Лэйдом годов и тоже щеголял странным одеянием. Он был облачён во что-то вроде халата — ужасно легкомысленный наряд для джентльмена, с точки зрения Лэйда Лайвстоуна — халата какого-нибудь китайского мандарина или императора, вот только расписан был не иероглифами и птицами, а угловатыми значками математических и химических формул. Лицо у него было сухое, строгих черт, с небольшой бородкой, тонкими бесцветными губами и острым выдающимся подбородком. Ничего другого разобрать было нельзя, поскольку всё другое скрывалось под массивным сооружением вроде шлема, которое джентльмен носил на голове.

Это была внушительная конструкция, при одном виде которой Лэйд ощутил, как ноют его шейные позвонки. Впитавшая в себя что-то от средневекового рыцарского шлема, что-то от пехотной каски Броди, что-то от тех масок, что носят рабочие в доках, работающие с горелками Шатилье, дающими необычайно горячее и яркое пламя, она таращилась на Лэйда полудюжиной огромных выпуклых линз разного размера, за которыми невозможно было что-то разобрать.

Господи, ну и штука! Лэйд готов был побиться об заклад, что весит она по меньшей мере фунтов десять, даже больше, чем то сооружение, которое по доброй воле водрузил на себя Карл Второй[75]. Удовольствие носить на себе нечто подобное, пожалуй, сродни удовольствию от надетого на голову железного ведра. Но сухой господин с бородкой, хоть и кряхтел немного, изгибая спину под немыслимыми углами, вёл себя так, будто эта штука стесняла его не больше, чем изящный лорнет — непринуждённо крутил головой во все стороны, что-то разглядывал, чему-то посмеивался, кивал сам себе…

Чудак или же психопат, решил Лэйд, отводя от него взгляд. И поди ещё знай, что лучше. Здесь, в Новом Бангоре, одно качество перетекает в другое крайне быстро…

Шестой гость тоже был немолод, лет около семидесяти, точнее определить было сложно из-за смуглого лица, высушенного солнцем до такой степени, что напоминало кусок хорошо выдержанного вяленого мяса. Этот не был поклонником ни строгих чопорных костюмов, ни легкомысленных халатов, ни садистской викторианской моды — весь его туалет состоял из грубой холщовой рубахи и таких же штанов, столь ветхих, что на его месте Лэйд постеснялся бы даже покидать пределы вечно пьяного, полного оборванной матросни, Шипси, не говоря уже о том, чтобы соваться в респектабельный Редруф. В тон одежде была и борода, седая, выгоревшая на солнце до лёгкой желтизны, неряшливо и небрежно остриженная.

Этот тип напоминал лоцмана, проведшего всю жизнь на раскалённой корабельной палубе, но каким-то странным течением затянутого в гостиную, которая представлялась ему тесной тёмной каморкой. Глаза его озадаченно моргали, будто недоумённо, словно он и сам толком не понимал, что здесь делает и как тут оказался. Широкая нижняя челюсть, скуластое лицо, слабо выраженная, но вполне отчётливая долихокефалия[76]…

Лэйд мысленно кивнул себе. Полли, без сомнения. Полинезийской крови в жилах старика было недостаточно, чтобы считать его воплощением мистера Хонги Хика[77], но вполне достаточно, чтобы разбавить британскую кровь до умеренных значений. Всё ясно, квартерон или метис[78]. В Новом Бангоре всегда хватало таких — и подобных ему.