Бумажный Тигр (III. Власть)

— По правде сказать, весьма скверно, сэр. Двое из тяжелораненых умерли, не приходя в сознание. Представьте себе, нам даже некуда сложить их тела. Ни ледника, ни подвала, ничего такого. При такой жаре… Я распорядилась убрать их в комнату для корреспонденции, но запах… — она всхлипнула, — Простите меня. Я… Здесь невыносимо, мистер Лайвстоун. Раненые кричат, иногда я даю им лауданум, но его совсем немного и он почти бессилен облегчить их страдания. Тем, что в беспамятстве, я отвела помещение архива. Пришлось убрать многие шкафы и бумаги, надо думать, мистер Госсворт будет в ужасе, когда увидит, что мы сделали с его документами. Он такой смешной старичок, он…

Она начала заговариваться, поэтому Лэйду пришлось осторожно взять её за плечи.

— Держитесь, мисс ван Хольц, — попросил он, — Всё образуется и в самом скором времени…

— У нас нет воды, а того вина, что выделяет мистер Лейтон, едва хватает. Может, вы…

— Конечно, я поговорю с ним. У нас целая прорва вина, полагаю.

— Раненые бредят, иногда кричат, я… Ах, мистер Лайвстоун!

Она приникла к нему, сотрясаясь от рыданий. Ещё минуту назад казавшаяся сильной, закалённой выпавшими на её долю испытаниями, сейчас она была слабее котёнка. И дрожала так, будто в комнате царила не сдобренная страшным смрадом жара, а промозглый осенний день.

— Как хорошо, что вы пришли, — пробормотала она, вцепившись в его рукав, — Я ждала этого. Если кто-то ещё в силах нас спасти, это вы. Знаете, у меня даже душа обмерла, когда я услышала ваши шаги. Вы будто святой, сошедший в ад. Храни вас Господь, мистер Лайвстоун!

Он попытался осторожно отстраниться, но поздно, она впилась в его рукав точно стрекоза своими крохотными коготками. Она тоже измождена, понял Лэйд, измождена этой страшной и тяжёлой атмосферой, этими миазмами, а ещё сильнее — страхом. Как и все прочие люди, бессмысленно скитающиеся по коридорам и пялящиеся в пустоту. Она прижалась к нему так сильно, что он чувствовал, как сквозь тонкие рёбра суматошно и испуганно бьётся её маленькое, точно у птички, сердце. И вынужден был заключить её в осторожные объятия.

* * *

Удивительно, ещё минуту назад она, даже измождённая, уставшая, с искусанными губами, манила его как женщина, сейчас же Лэйду показалось, будто он держит в объятьях перепуганного ребёнка. Её лоб, обрамлённый мелкими завитушками волос, прижимался к его подбородку. Её судорожное дыхание обвевало его щёку.

Он не попытался отстраниться, хотя, как джентльмен, должен был приложить для этого некоторое усилие. Но ему отчаянно не хотелось прикладывать этого усилия, тело даже обмерло, точно механизм, лишённый энергии, лишь бы только не выпускать мисс ван Хольц — маленькую, дрожащую, испуганную, обессиленную мисс ван Хольц — из объятий.

И только потом он услышал смех. Не человеческий смех. Жуткий, как дребезжание гильотины, смех демона.

«Не сомневайтесь, мистер Лайвстоун, каждый из них непременно найдёт возможность побеседовать с вами. Как минимум, чтобы прощупать почву и убедиться, что дело не оборачивается против него. Как максимум… Чтобы заручиться вашей помощью, сделавшись вашим союзником. Перетащить на свою сторону».

Это был голос Полуночной Суки. Нематериальный, не существующий, воссозданный его воображением. Но слова… Слова эти, произнесённые Розенбергом не так давно, он помнил хорошо.

Лэйд ощутил слабый запах духов мисс ван Хольц — что-то неведомое ему, отдающее не сырым крахмалом и уксусом, как слежавшиеся товары в лавке, не гноем и мочой, как люди в импровизированных палатах вокруг, а морской солью и мёдом. Ощутил запах её волос — что-то от молодой лошади, от жимолости, каштановой коры и костра. Запах её пота — приятно солоноватый, напоминающий вино с карамелью. Смешавшись воедино, эти запахи превратились в тончайшую серебряную цепочку, протянувшуюся по всему его телу, от немощных подагрических ног до пальцев рук, впившихся в шёлк её платья.

Это не был отрепетированный момент, безотчётно ощутил он, сжимая её в каменеющих беспомощных объятьях, это был порыв — душевный порыв человека, увидевшего в нём, ворчливом грубом старике, спасение. И приникнувшего к нему так, как может приникать юная женщина. Робко и в то же время отчаянно, ища покровительства, защиты и, может быть, ласки. Чёрт, может, он вовсе не такая старая коряга, как сам пытался вообразить. У него нет ни природного обаяния Крамби, ни его состояния, но…

«Нюх, — безжалостно произнёс Розенберг голосом Полуночной Суки, — Каждый из них обладает превосходным нюхом, хоть и по-разному устроенным. Иначе на такой должности не удержаться. Они все подумали об этом. Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже. Или вы думаете, что они ни о чём не догадались?..»

Размяк, подумал Лэйд. Размяк и устал, опять позволил чужой слабости обмануть себя. Благодарение Богу, тигр, запертый в моём теле, всегда настороже. Тигры равнодушны к слабости, своей и чужой. Слабых они убивают так же равнодушно, как и здоровых.