Бумажный Тигр (III. Власть)

Высвободиться из её объятий было непросто — её маленькие пальцы цеплялись за его пиджак очень крепко, так, что приходилось разжимать их по одному. Но он сделал это — один за другим.

Она выглядела растерянной. Почти ошеломлённой. Отрывать её от себя было то же самое, что отрывать ребёнка. Лэйд ощущал себя предателем. Человеком, швыряющим в воду беспомощного щенка.

— Хватит, — тихо попросил он, надеясь, что его не услышат в палатах, — Довольно, мисс ван Хольц. Если вы хотите выразить мне благодарность за работу, которой я занимаюсь, будет довольно открытки. Пришлёте её в Хукахука, я скажу адрес.

Она взглянула на него с удивлением. Будто не верила, что её отстранили, так мягко и в то же время уверенно. Будто не понимала, что случилось и только сейчас, хлопая ресницами, обнаружила, на краю какой пропасти стояла.

— Бога ради, извините меня, мистер Лайвстоун, — она дёрнулась, как от удара, — Я не хотела, я не должна была, я… Я просто надеялась на поддержку, на что-то человеческое, на… На то, что здесь ещё остались люди, а не… Простите меня, я не сдержалась. Слишком многое навалилось за последнее время…

Её глаза могли быть лукавыми, как у многих детей солнечной Полинезии, могли быть прозрачными, как у благословенных дочерей холодного старого Альбиона. Но такими, какими они сделались в это мгновенье, Лэйд их ещё не видел. Холодными, очень спокойными, устремлёнными на него в упор, немного задумчивыми. Глаза молодой змеи, подумал Лэйд, ещё не потерявшей свойственное всем юным созданиям очарование, но успевшей понять губительную силу своего яда.

— Прошу извинить меня, мистер Лайвстоун, — она произнесла это с той особенной учительской сухостью, от которой ощущаешь себя не столько человеком, сколько карикатурой на него, наспех накорябанной мелом на доске классной комнаты, — Мне отчего-то сделалось не по себе. Минутная слабость. И она уже прошла. Что вам угодно здесь?

Лэйд не смог бы воспроизвести подобные интонации при всём желании. Не стал и пытаться. Вместо этого он бросил внимательный взгляд на тот участок её платья, который сейчас был пуст, но на котором он отчётливо помнил брошь в виде вырезанного из янтаря листка. Судя по тому, как она рефлекторно подалась на шаг назад, взгляд этот был замечен и произвёл должное впечатление.

— Мне нужен мистер Синклер. Я слышал, ему недавно сделалось хуже и мистер Крамби распорядился положить его в архивном отделе под вашей опекой.

Мисс ван Хольц осторожно кивнула.

— Коридор за моей спиной. Третья дверь по левую сторону.

— Благодарю, — он попытался сердечно улыбнуться, хоть и знал, что она не ответит на эту улыбку, — Очень вам признателен за помощь, мисс ван Хольц.

Не улыбнулась. Не ответила. Даже не повернула головы в его сторону.

Будто Лэйд Лайвстоун, почтенный джентльмен и демонолог, растворился в воздухе ещё до того, как закрыл за собой дверь.

* * *

— Мистер Синклер? Мистер Синклер!

Архив оказался просторной комнатой, чем-то напомнившей Лэйду архитекторское бюро. Может, из-за запаха туши и бумаги, которые здесь оказались столь сильны, что всё ещё упорно сопротивлялись тем дрянным ароматам, которые распространялись по нижнему этажу, постепенно захватывая себе всё новое и новое пространство. Здешняя мебель ещё не подверглась унизительному уничтожению, превратившись в койки, шины и костыли, лишь была сдвинута к стенам, освобождая проход. Линялые конторские столы, отполированные до блеска чьими-то рукавами, невзрачные шкафы, кособоко толпящиеся друг за другом, точно шеренга гвардейцев-инвалидов, поцарапанные грифельные доски…

Скорее всего, этот кабинет, размерами напоминающий приличных размеров залу, и в лучшие для компании дни не был центром всеобщего внимания. Здесь всё ещё царил сонный дух запустения, свойственный для многих помещений, не знающих движения воздуха и человеческого присутствия, да и основательный слой пыли как будто бы подтверждал это предположение.

— Мистер Синклер!..

Синклера устроили со всем комфортом, который только возможен был в его положении. Из пары конторских столов кто-то изобретательно соорудил подобие койки, а несколько плотных гардин вполне успешно заменяли больничное одеяло. Фитиль мощной семилинейной[165] керосиновой лампы, стоявшей у него в изголовье, был прикручен, отчего свет её, рассеянный и тусклый, не мешал больному.

То, что Синклер болен, Лэйд определил сразу же, едва только его увидев. Не требовался диплом Оксфордской медицинской школы, чтобы понять — слабость, охватившая молодого начальника юридической службы, не имеет ничего общего с нервным перенапряжением или упадком сил. Синклер не был бледен, как бледны обычно тяжелобольные люди, он сохранил вполне естественный цвет лица, однако казался восковой статуей, которую шутки ради обрядили в его костюм и укутали в одеяла. Глаза были открыты, но заглянув в них, Лэйд с трудом подавил желание отшатнуться — они казались частью какого-то остановившегося механизма, мёртвыми датчиками, покрытыми тусклым прозрачным стеклом.