Бумажный Тигр (III. Власть)

— Пустоголовая дура… — пробормотала она вполголоса, когда испуганная подопечная выпорхнула наружу, — Они все здесь пустоголовые дуры. Личики как у куколок, голоса как у ангелов, вот только вместо мозгов… Взять хотя бы эту дурочку Иранду. Она была самой ленивой и необязательной секретаршей из всех, что я видела. Так и норовила задремать на своём месте или задуматься о чём-то, да так, что над ухом из ружья стрелять можно. Мы даже меж себя прозвали её Галатеей[169]. И вот пожалуйста, даже здесь она засыпает на каждом шагу. Или Мелия. Человека с её представлениями о чистоплотности нельзя попускать к больным, где требуется хоть какая-то гигиена. А уж наша дорогая мисс Киннэрд!.. Впрочем, уж она-то, бедняжка, уже вполне наказана судьбой.

— Мисс Киннэрд? — рассеянно переспросил Лэйд, поглощённый совсем другими мыслями, — Знакомое имя. Кажется, я слышал его от мистера Крамби или…

— Это его бывшая секретарша. Та самая, которой срезало лицо оконным стеклом.

Дьявол, подумал Лэйд. Стоит мне задуматься, как язык так и норовят ляпнуть какую-то глупость, выставив своего владельца в нелепом свете.

— Ах да, верно, — пробормотал он, — Трагическая, страшная судьба. Так значит, мисс Киннэрд не считалась здесь образцовой служащей?

Мисс ван Хольц фыркнула. И вышло у неё это не изящно, по-дамски, а как-то по-мальчишечьи презрительно.

— Уж она-то? Наша мисс Елена Прекрасная? Чёрта с два. Мы с девочками иной раз шутили, что надо перестать платить уборщицам за полировку бронзы, а заодно завесить все стёкла и запретить зеркала — всякий раз, когда мисс Киннэрд видела своё отражение, то замирала на полчаса, потрясённая своей красотой, а после принималась прихорашиваться и отводила этому столько времени, что на прочие рабочие обязанности его уже не оставалось.

— И мистер Крамби терпел такое поведение?

Она смерила его взглядом, который Лэйд не мог назвать иначе, чем ледяным.

— Ваше остроумие в образе торговца шерстью мне нравилось больше. В роли демонолога вы порядком поглупели. Или вы думаете, что мистер Крамби принял мисс Киннэрд на работу за умение перемножать в уме трёхзначные числа?

Лэйд не знал, что на это ответить. И не был уверен в том, что его ответа ждут. Поэтому он сделал то, что обыкновенно делает всякий посетитель в непривычном для него месте.

— А здесь уютно, — пробормотал он, стараясь ничего не задеть и вместе с тем устроиться так, чтобы не побеспокоить сидящую мисс ван Хольц.

— Уютно? — она даже не пыталась изображать радушную хозяйку, лишь коротко, по-мужски, хохотнула, — Вы сказали «уютно», мистер Лайвстоун? Тогда добро пожаловать, располагайтесь в моей гостиной! Знаете, раньше это была кладовка для старых газет. А теперь похожа на сестринский покой в военном госпитале. Осталось только повесить в углу вырезанного из бумаги ангела и портрет старой суки Маколи![170]

Её настроение переменилось, но странным образом. На смену вспышкам клокочущей ярости приходили периоды меланхолии, которая больше походила на прострацию — мисс ван Хольц словно забывала о присутствии Лэйда, смотрела в одну точку, беззвучно шевеля губами, или говорила, но таким ровным и монотонным голосом, что Лэйд даже не был уверен, к нему ли она обращается.

— Да, здесь был склад старых газет. Целые кипы «Файнэншнл таймс[171]», «Файнэншнл Ньюз[172]», «Банкира» и, конечно, «Экономиста[173]». Нам пришлось работать несколько часов, чтобы освободить это место от старого хлама, устроив себе уголок для отдыха. Теперь здесь пахнет не газетной бумагой и типографской краской, а мочой и гноем. В ведре позади вас груда заскорузлых от крови бинтов. Хотите знать, из чего мы их делаем? Из старой корреспонденции в основном. Только что толку… С тем же успехом можно лечить гангрену кленовым сиропом. Раны не заживают, даже не закрываются. Обычные царапины в считанные часы превращаются в зловонные язвы. Внутренности ещё живых смердят так, что нам приходится надевать повязки. Половина моих пациентов умирает от жара, а лихорадит их так, что приходится привязывать тряпьём к кровати, чтобы они не сломали себе в агонии уцелевшие кости. Если в этих краях существует утро, мистер Лайвстоун, его не увидят ещё как минимум семеро.

Она почти не смотрела на Лэйда, но в те мгновения, когда одаривала его взглядом, от которого ему невольно хотелось поддеть под пиджак что-то более основательное, чем обычная сорочка. Быть может, кирасу вроде тех, что носили Железнобокие джентльмены мистера Кромвеля[174].

Обозлена. Опустошена. Раздавлена.

Но если из людей, смертельно уставших, энергия выходит, как жидкость из прохудившегося сосуда, то в мисс ван Хольц энергия осталась — злая клокочущая чёрная жижа, ищущая выхода, но находящая его лишь в злых окриках, которыми она награждала своих подопечных.

— Арбара! Живее переставляй ноги! Ритни, ты опять украдкой куришь, не так ли? Видно, думаешь, что ночные горшки вынесут себя сами? Энди! Кто в последний раз видел эту пустоголовую курицу Энди?

Лэйд кашлянул.