Бумажный Тигр (III. Власть)

К счастью, две рюмки крепкой мадеры, выпитые по настоянию Крамби, заставили мистера Кольриджа забыть об испорченных телефонных аппаратах и перьях, погрузив в состояние созерцательной меланхолии. Слушая разговор, он рассеянно и невпопад улыбался, ласково глядя на собеседников и скорбно вздыхая – если в беседе встречалась подходящая пауза.

Никакой он не цербер, понял Лэйд, никакой не Ирод, просто человек, вынужденный играть роль надменного деспота и самодура, роль, несомненно, крайне утомительную и давно его тяготившую. Будь его воля, содрал бы с себя пиджак с тесными проймами вкупе с душащим галстуком, и отправился бы охотиться на качурок, прихватив с собой бутылку пива да пару сэндвичей…

Даже мистер Лейтон, который поначалу совершенно ему не приглянулся, с течением времени открылся с наилучшей своей стороны. Поджарый, словно в противовес тучному Кольриджу и коренастому Розенбергу, он вызывал у Лэйда естественное для всякого обитателя Миддлдэка отторжение своей старомодной манерностью, которую можно было бы счесть и мужским жеманством, а кроме того – вечно саркастичным выражением лица и привычкой пудрить лицо. Но тысячу раз прав был мистер Хиггс, утверждая, что оценивая блюдо по первому куску, мы совершаем большую ошибку. Мистер Лейтон тоже был не так прост, мало того, оказался весьма приятен как собеседник. Элегантный, мягкий в манерах, Лейтон двигался необычайно изящно и почти бесшумно, отчего у Лэйда невольно возникало ощущение, что даже сидя за столом, начальник кадровой службы исполняет сложную балетную партию – одними только пальцами, запястьями и мимикой.

Человеку новому Лейтон, несомненно, показался бы насмешливым, резким и, пожалуй, желчным. Даже блуждающая по его красивому лицу саркастичная усмешка походила на ленивую акулу, барражирующую у самой поверхности, но готовую в любой миг продемонстрировать свой смертоносный оскал, и тогда пощады не жди. Одним небрежно брошенным замечанием он мог заставить собеседника захлебнуться посреди фразы, тщетно глотая ртом воздух, или пустить ко дну, точно продырявленную рыбацкую лодчонку.

Однако за этим фасадом, как с изумлением обнаружил Лэйд, скрывался совсем другой человек. Начитанный, остроумный, невероятно эрудированный, с обостренными чувствами и необычайно тонким, даже болезненным, восприятием мира. Отведав миндальных пирожных, мистер Лейтон впал в элегическое настроение и продекламировал собравшимся отрывок из стихотворения Августы Вебер:

Never again. Oh dearest do you know

All the long mournfulness of such a word?

And even you who smile now on my pain

May seek some day for love lost long ago

And sigh to the long echo faintly heard

Never again, Never again[15].

Успех был необычайный. У мисс ван Хольц от волнения задрожал голос и даже у Крамби предательски заблестели глаза – и явно не от острого французского сыра, которым он лакомился в этот момент.

- Ну вы это конечно да, старина… - пробасил Кольридж, тоже расчувствовавшись, - Вот это вы, значит, выдали…

В сторону мисс ван Хольц Лэйд старался на всякий случай и не смотреть лишний раз. Но исключительно из соображений приличия – не хватало еще, чего доброго, чтоб он покраснел посреди ужина точно вареный рак, случайно перехватив один из ее быстрых взглядов, которые, разя из-под ресниц, покрывали добрую половину стола сплошной зоной действенного огня.

Безусловно, миссис Кавендиш, которую на родине журналисты не без ехидства окрестили «Последней надеждой Уилки[16]», была необычайно хороша собой, но если бы ей вздумалось навестить Новый Бангор, мисс ван Хольц оставила бы ее далеко за кормой, как сверкающая «Умбрия[17]», звезда Атлантики, оставляет позади себя неуклюжие рыбацкие шаланды и коптящие катера. Сочетая природную неукротимость южных широт и холодную красоту северных, мисс ван Хольц в то же время определенно не относилась к той категории миловидных девиц, которыми преуспевающие нувориши комплектуют свои конторы для того, чтобы усладить взгляд посетителей. Она охотно острила, причем шутки, которые она отпускала, иной раз оказывались столь солеными, что приходил в неловкость даже юный Синклер. Она смеялась в тех местах, которые находила смешными – и не тихим лошадиным фырканьем в носовой платок, как некоторые дамы из хорошего общества, а громко и не таясь. Она подшучивала над собеседниками, но так беззлобно и аккуратно, что ни одного не смогла бы обидеть. Она…

Держись с ней востро, Лэйд Лайвстоун, приказал себе Лэйд. Янтарная брошь на платье мисс ван Хольц иногда была неразличима за блеском стекла и взмахами салфеток, но он не забывал про нее, напротив, постоянно ощущал, точно маленький холодный камешек, угодивший в ботинок.