Бумажный зáмок

Я окинула взглядом гостиную и на столике обнаружила мамины очки и книгу, которою она видимо читала. В суматохе похорон, я даже не убрала ее и теперь это нечаянное напоминание о ее еще недавнем присутствии просто вывело меня из равновесия. Сделав над собой усилие, я спокойно взяла книгу и очки и положила в шкафчик. А потом на ватных ногах поплелась к Нику и Майе. Они увлеченно, что-то смотрели на экране смартфона. Какие-то ролики про животных… И даже немного хихикали. Хорошо быть маленьким, и горести тогда не такие горькие, и печаль не такая тяжелая. Я даже рада была, что дети отвлеклись.

— Вы спать собираетесь?

Ник уперся руками в бока и отложил телефон:

— Бетти, ты чего командуешь, ты нам не мама!

Я подбежала и начала его щекотать:

— Ну конечно не мама, мама с вас пылинки сдувала, негодников, я ваш страшный сон — угрожающе комичным тоном произнесла я.

Майя тоже включилась в наши «пощекотушки» и мы весело рассмеялись. Ну тут в дверном проеме я увидела бабушку. Она смотрела на нас троих с такой теплотой и мне очень захотелось ее сейчас обнять, пожалеть, как маленькую.

— Так, деточки, ложились бы вы спать, завтра будет новый хороший день!

Я отправила малышей по ванным, а сама пошла позаботится о постели для дяди Майкла.

Перед тем, как пожелать мне спокойной ночи, он подошел и крепко обнял меня:

— Лиза, я понимаю, что никакими словами горю не поможешь, но ты должна быть сильнее Маши, даже если это кажется невозможным. Мы тебе поможем, чем сможем. Но только от тебя сейчас зависит, каким будет твоё будущее и будущее двойнят.

Я посмотрела на него с благодарностью:

— Дядь Миш, (я назвала его, как и когда-то), я Вам обещаю — что буду! Обязательно буду.

3. То, чего нет

Мэтью

После короткого, но пламенного спича Майкла, мне пришлось быстренько ретироваться с похорон Маши. Да и не было сил терпеть эту воронью стаю, и понимать, что самое страшное уже случилось. Встряхнулся и живи дальше! Она бы 100 % мне так и сказала. Если я не смог ничего добиться за девять лет, сейчас вот, правда, поздняк метаться. А пытался ли я вообще ее добиваться?

Вот тут я и сам себе не отвечу. Просто рядом с ней находиться было легко и приятно. И всегда ей был благодарен за участие в моей карьере, за поддержку, когда меня клевали, за советы, а иногда и весьма жёсткую критику. Да мы же спорили постоянно…

Ок, хорош. Пока остановись, а то превратишься в безвольную тряпку от этих воспоминаний.

Если бы меня, как иногда любят журналисты, попросили охарактеризовать наши отношения с Машей, я бы сказал, что они были чисто платоническими и односторонними. Это я хотел, чтобы она ко мне прикоснулась, похвалила, подразнила. А она всегда меня воспринимала не более, чем подопечного, ну и перспективного и, а на тот момент, еще и молодого автора.

Ну, хоть в душе себя похвалю.

Тщеславие мне передалось от моего «замечательного» отца. Если бы это были средние века, меня назвали бы просто бастардом. Коим я по факту и являлся. На момент моего рождения мой отец был надежно женат. И посмею заметить, не на моей маме. Их роман — это классика жанра!

Итак, некий женатый герцог (тут я не приукрашиваю — титул настоящий) до смерти влюбляется в молодую польскую горничную. Теряя от страсти голову, они придаются плотским утехам на еще некогда холодном брачном ложе. И плодом их всепоглощающей страсти становиться хорошенький золотокудрый и кареглазый мальчик. Но коварная жена герцога узнает об измене и начинает строить козни влюбленным. Герцог клянется горничной в вечной любви, но деньги его жены не оставляют ему выбора. Единственное, что он соглашается дать своему незаконнорождённому ребенку — (аттракцион неслыханной щедрости) свою фамилию, которая таинственным образом определяет дальнейшую судьбу мальчика. Горничная покидает замок герцога в слезах и в поисках лучшей жизни отправляется в страну возможностей. Герцог, терзаемый сомнениями, пытается устремиться ей вслед. Но все та же коварная, но законная, жена, отрезает все пути для его отступления.