Бумеранг

Томин вносит соответствующую пометку в протокол, отпуская понятых, засвидетельствовавших отказ.

-- Сейчас придет хозяин кабинета, следователь по особо важным делам. Он задаст вопросы, которые его интересуют.

-- По особо важным?! Да за мной никаких дел, не то что важных! Вот встану и уйду! Стрелять, что ли, будеЁте? -- Он и впрямь встает и делает движение к выходу.

Страж у двери преграждает ему путь.

-- Плохо начинаете, Подкидин, -- предупреждает Томин. -- Себе во вред. Вы ведь задержаны как подозреЁваемый.

-- По-до-зре-ва-емый! В чем же, хотел бы я знать! -- Подкидин возвращается и стоит лицом к лицу с ТоЁминым.

-- Я сказал: кража. Подробней объяснит следователь.

-- Понятно... Нашли меченого... Эти штуки и фокусы я знаю! Я вам не помощник на себя дело шить! Все! Рта не открою, слова не скажу! -- Он опускается на место, вынимает пачку "Беломора", щелкает зажигалкой.

Пал Палыч молча проходит и садится за стол, заполЁняет бланк допроса. Произносит, как положено:

-- Я, следователь Знаменский... такого-то числа в помеЁщении следственного управления допросил... Как вас зовут?

-- Никак не зовут, -- говорит Подкидин, пуская дым в потолок. -Показаний не даю, объяснений не даю. Будьте счастливы своими подозрениями... Это я выражаЁюсь культурно, на русский язык сами переведете.

-- У вас нет оснований принимать в штыки следоваЁтеля, -- изумляется Пал Палыч.

-- Можете записать в протокольчик, что я вас... обоЁжаю! -- Это звучит не лучше, чем оскорбление.

-- В подобном стиле намерены разговаривать и дальЁше? -- холодно, но с любопытством наблюдает его Пал Палыч.

Подкидин молчит.

-- Если вы отказываетесь защищаться от наших подоЁзрений... -- Пал Палыч делает выжидательную паузу, но, не дождавшись ни слова, договаривает: -- тогда нам остаЁется вас изобличать.

-- Дав-вай-те! Изобличайте! Горю нетерпением!

Что испытывает Подкидин на самом деле, выкрикиЁвая эти рваные фразы, неведомо, но выглядит он донельЁзя развязно и нагло.

x x x

Вероника Антоновна Былова в волнении ведет крайне важный для нее разговор с бывшей женой сына.

-- Да, -- горячо говорит Вероника Антоновна, -- да, я боялась гор! Какая мать не боялась бы, Стелла? Особенно после той трагедии. Колю и Дашеньку Апрелеву я любила как родных. Такие были чистые, счастливые! Помнишь, как Дашенька чудесно смеялась?

-- Помню, -- с едкой горечью произносит Стелла. -- А Коля был хирург божией милостью. Он мог бы спасти сотни людей.

-- Да, смерть не выбирает. Невыносимо знать, что Коля с Дашенькой погибли!.. А Марик был рядом, его чудом миновало! Я до сих пор боюсь, что он не устоит и опять пойдет "покорять вершины"!

-- Не бойтесь, не пойдет, -- с презрением к Марату произносит Стелла.

-- Но ты же ходишь?

-- Я -- да.

-- Стелла, -- приближается Вероника Антоновна к главному, -- он винит меня в том, что вы разошлись!

-- Вас? К вам я не имею претензий, -- бесстрастно возражает Стелла.

-- Но если все-таки я была неправа перед тобой... в чем-то... то по неведению, по недомыслию...

Сказано столь искренне, что Стелла смягчается.

-- Вероника Антоновна, разве мы когда вздорили? Зачем этот покаянный тон? Со мной вы были ласковы и терпеливы. Я же не умела простых вещей. Норовила все состряпать из консервов и крупы. Словом, не подаЁрок в дом.

-- О, ты очень скоро научилась, дружочек!

-- Положим, не скоро, но научили меня вы. Как-то ухитрились между гастролями.

Подобие прежней близости объединяет женщин, и Вероника Антоновна приободряется.

-- Знаешь, даже когда ты замороженная, как ледник, я могу с тобой разговаривать... Стоит заговорить с Мариком -- и сразу... глупею, что ли? Чувствую, что надо бы иначе, но слова пропадают, мысли пропадают.

Стелла понемногу отворачивает от нее вновь каменеЁющее лицо.

-- Послушай, недавно он вдруг... ты ведь знаешь, как он владеет собой, а тут -- больно вспомнить -- вдруг с такой горечью о вашем разрыве... С таким сожалением! Стелла, он любит тебя! У него нет другой, и ты не замужем. Вернись к нам, Стелла!

Та ожидала чего угодно, только не призыва в лоно семьи. Однако недоумение ее проступает словно из-под слоя льда.

-- Марата я вычеркнула из жизни.

-- Но ты же пришла... я попросила -- и ты пришла!

-- Атавизм: реакция на крик из-под трамвая. КидаЁешься, хотя известно, что нужна реанимация.

-- Это... случайное сравнение?.. Кому нужна реанимаЁция? Марику?

-- Не суть важно.

-- Не уклоняйся. Ты всегда козыряла прямотой. Я хочу откровенности! Марику -- реанимация? Почему? Он не умирает! Что ты думаешь о Марике? -Вероника АнтоЁновна повышает и повышает голос и даже ногой напосЁледок топает. И у Стеллы вырывается:

-- Марат -- это лопнувший супермен. Его уже нет, не существует!

-- Бог мой, опомнись! Нет, в тебе просто говорит оскорбленная женщина. Как это он не существует?! Не знаю, из-за чего вы разошлись, у тебя характер ой-ой, а может, и Марик поступил неладно, допускаю, но нельзя же хоронить заживо! Он яркий, гордый, одаренный челоЁвек, у него блестящее будущее! Бывает эгоистичен, соЁгласна, но в корне -- хороший! Одно то, что ради моего покоя пожертвовал альпинизмом и всеми друзьями...