Бумеранг, или Несколько дней из жизни В.В.

«За город», дублирует Останин в гарнитуру переговорного устройства. Выстроившийся кортеж немедленно срывается с места. Стрелки спидометров замирают на цифре 200, расстояние между машинами — рукой подать. Всё по-инструкции. С дежурного пульта ФСО прошла соответствующая команда, дежурный полицейский на пульте города продублировал, на ближайших магистралях, на всём предполагаемом пути правительственного кортежа автоматикой полностью перекрывается всяческое авто- и прочее движение. Постовые ГИБДД, торопливо поправляют форму, сбрую, заранее держат руку у козырька фуражки. Мимо них, под звуковой и световой сигналы два лимузина, два минивэна сопровождения с охраной, и два полицейских автомобиля несутся по осевой линии. Обычное дело. У бойцов личной охраны премьера, в минивэнах, автоматы наизготовку, у Останина, он сидит полубоком, на коленях взведённый многозарядный пистолет-автомат. Он, как сжатая пружина, весь собран, брови нахмурены, глаза остро сканируют набегающее и прилегающее пространство. Премьер, забившись в угол огромного салона, спрятавшись за шторками и тонированным стеклом вроде дремлет. Думает или отдыхает. Что, для высокого должностного лица, в принципе, одно и тоже. А второй лимузин, с задёрнутыми шторками, точно такой же, но пустой, летит впереди, сразу за полицейской машиной. В качестве «обманки». Для снайперов или террористов.

«Кто, кто мог так беспардонно вклиниваться в правительственную связь, кто мог позволить в таком тоне разговаривать с… с… со мной, не говоря уж о президенте России, кто?» — мучительно размышляет премьер. «Варианта два, нет, три. Это, конечно, иностранные спецслужбы. Враги! Да, это они. Они могут. Или оппозиция, ну эти и подавно могут, хотя… некоторые только… новые…» На этом премьер мысленно гневается. «Но это же беспредельная наглость, непозволительная, беспредельная! На кого они замахнулись, на кого!! Ооо! Мочить! Всех мочить! Выявить и мочить! Замочим!», решает премьер, и мысли его переходя к третьей версии. «Технически могла и ФСО, конечно, или ФСБ». И немедленно отвергает, как невозможное. «Нет, они не могут. Они свои, они не должны. Они…» На этом размышления премьера не задерживаются, возвращаются к первой версии, как к более вероятной. Но, вспомнив тот механистический голос, премьер понимает, что голос был русский, чисто русский, никакого акцента… Хотя иностранные спецслужбы легко могли найти такого русскоговорящего, их сейчас по всему миру пруд пруди… «Могли, конечно, могли, завербовали, заплатили, и… подключились». И тут же с собой спорит: «Но они вряд ли бы тогда применили прибор изменения голоса. Наоборот, дураки что ли, зачем скрывать? Пожалуйста, узнавайте, мы вас не боимся, мы вот они! Да, это, пожалуй, не Америка. А кто тогда? Внутренняя оппозиция? Нет, только не госдумовские старцы, вряд ли, они свои. Им и так хорошо. Прикормленные. Если только подросшие там: навальные, удальцовы, и иже с ними… Горлопаны! Подлецы! Немцов, предатель, Касьянов, Каспаров, и прочие… Эти могут. Ещё как могут. Но откуда у них такие возможности? С наглостью понятно, а вот с возможностями… Они же не могли так быстро влезть в закрытую эфэсбешную структуру, не могли. Да могут, вполне могут. Деньги решают всё. Купили? Вполне. И Гриша Порохов с ними… Нет, Григорий не мог. Я бы знал. Григорий в обойме. А эти… этот, Генпрокурор, скотина, взял и испортил всё. Стоп, испортил не он, а его руками. Генпрокурор до этого бы не дошёл. И вообще, без санкции бы он… Кто же тогда, кто?» Мысли сами собой возвращаются к ФСБ. «Нет, ФСО вряд ли, там всё жёстко, там дисциплина, — думает премьер, — кнут и пряник. А вот ФСБ могла. Вполне. И Люди везде у них свои есть, и спецсредства и… прошлые обиды могли тлеть, не гаснуть… глубоко-глубоко где-то, но могли. Хотя, столько денег и прав им выделяется, скажи налогоплательщикам — в лучшем случае расстреляют, в худшем, разорвут на куски… эти навальные, касьяновы, немцовы… блогеры с ними, Дума, народ, мать иху… Зачем такое ФСБ? Им зачем? Они же итак… Я же им… Разогнать? Других назначить? Можно. Не можно, а нужно, в целях безопасности страны и его правительства», заключает премьер. Интересно, кто же там мог затаить обиду и вот так разговаривать, кто? На память приходит тот странный голос, его сопение и вздох «вы, значит, не поняли…» Что поняли, что? И последнее «жаль». Что жаль, кого жаль? Не понятно. Но голос взрослый. Не детский или юношеский, точно взрослый… Где-то за сорок или старше… Да, где-то за…

Додумать премьер не успевает, потому что лимузин на всём ходу — как в стену — во что-то неподвижное влетает, или в него что-то, кто-то…. Премьер, естественно, не пристёгнут, не по рангу, от резкого удара отрывается от сиденья, втянув голову в плечи, свободно пролетает на выход через вылетевшее переднее лобовое стекло лимузина, стекла уже нет, его начальник охраны телом только что высадил… машинально сгруппировался, но юзом едва не влетел под остановившийся первый лимузин. Потерял сознание. ЧП. Большое, правительственное.