Бунин, Дзержинский и Я

Но вскоре этого красивого, спокойного, немного молчаливого юношу стали приглашать к себе в праздники его товарищи, которые жили в Царском Селе. Чаще всего это было, конечно, зимой, когда, как красиво вспоминает князь Николай Сергеевич Голицын, «над снежной пеленой, покрывающей пруды и берега их, и все пространство сада и парка, высились огромные старые деревья, и целые аллеи, и кусты стояли густо, напудренные снегом, между тем водопады не прекращали своего неумолчного говора. Чуден был сад в этом зимнем уборе».

И дальше Голицын рассказывает о том особом роде гостеприимства, который был свойственен семьям воспитанников Пансиона: «12 декабря, день Спиридона, поворота солнца на лето, зимы – на мороз Пансион праздновал высокоторжественно. Это был день рождения Государя Императора Александра Павловича, торжественно празднуемый всей Росси-ею. День этот пансионеры начинали обедней с молебствием в придворной церкви. Многие из воспитанников имели своих родителей и семейства в Царском Селе, и к ним по праздникам их собирались пансионские товарищи, и время проводилось весело, днем в гуляньях пешком и катаньем в санях, а вечером и в танцах.

По воскресеньям и праздничным дням толпа лицеистов и пансионеров собиралась у приветливых хозяина и хозяйки и проводила время как одна родная семья, а ввечеру несколько больших саней развозили гостей в Лицей и Пансион».

Людвиг больше всего любил танцевать в Пансионе. Он уже мог по своему возрасту принимать в них участие и делал это очень успешно, считая себя, не без основания, лучшим учеником преподавателя танцев Эбергарда. Стройный и высокий, с красиво посаженной головой, развернутыми плечами, он изящно и вдохновенно плясал кадрили, мазурки, кружил вальсы в три темпа. А мазурку отплясывал, как говорили зрители, с польским азартом и гонором. На самом деле – с итальянской экспрессией и французским изяществом – от отца и матери унаследовал. Но не все так прекрасно танцевали. Некоторым неуклюжим и неповоротливым даже замечательная полковая музыка гренадерского императорского Австрийского полка, стоявшего в Царском Селе, не помогала. Напрыгавшись, Людвиг в углу зала устраивал «класс обучения» для лишенных природного слуха и ритма. Он был добр и отзывчив и за это любим товарищами. Но в последние веселые каникулярные дни следом идущей масленицы Людвиг с удовольствием оставался в Пансионе, потому что это время проходило в полезных занятиях: гимнастика и бег на воздухе, катание на коньках, на лыжах, с ледяных гор на санях. Как говорили в Пансионе, все это были средства «для поддержания бодрости телесной и духовной».

Иногда излишняя бодрость подводила воспитанников, особенно тех, кто был уже на выпуске. Ветер близкой свободы, видимо, пьянил. На масленице 22-го года несколько учеников отправились вечером на прогулку без гувернера. И, как пишут воспитанники, «даже без дядьки!». Заметьте, ставится восклицательный знак самими товарищами. Нравственное осуждение. Но было еще и административное осуждение: начальство это сочло преступлением – результатом стала крутая реформа в Главном управлении Пансиона и Лицея.

И хотя в Великий пост чай, обед и ужин были постными только для православных воспитанников, а католики и лютеране ели вдоволь вкусную скоромную еду, грустили после случившегося все…

Наступила пора сказать, что жизнь с приятными развлечениями все же удалялась в сторону. Жизнь взрослеющего молодого человека с ее обновлениями выходила на первый план и становилась все очевиднее.

Пансион называли «младшим братом» Лицея, и этот «брат» был овеян духом Пушкинской лицейской поры. Как приятно было сознавать, что в Пансионе учился младший брат Александра Пушкина – Лев Пушкин, друг поэта Павел Нащокин, муж пушкинской сестры Ольги Николай Павлищев… Все-все было неразрывно связано: младшие классы пансиона готовили учеников для Лицея, старшие равнялись высшей школе наравне с Лицеем, окончившие Пансион и Лицей пользовались одинаковыми правами при поступлении на военную службу.

А главное, принципы воспитания и обучения в Лицее и Пансионе были тождественны – первостепенное значение придавалось облагораживанию сердца.

Воспитанников старались воспитать в «приличной возрасту свободе». Развить в них жизнедеятельный, боевой и вольный самодеятельный дух. Людвиг, ребенок без дома, без всякого воспитания, брошенный судьбой в хаос случайностей, ощутил на себе, как путем сердечного участия в радостях и горестях воспитатели Пансиона завоевывали его любовь. Именно комфортно умный моральный климат учебного заведения, «казенного», как бы сейчас сказали, позволил обратиться к интеллектуальной, физической, сенсорной, художественно-эстетической стороне его личности и получить положительный результат.

Людвиг усвоил очень неплохие истины: что нельзя быть праздным, что любовь и уважение не мешают требовательности, что даже в комфортной обстановке надо возбуждать действие своего ума.