Бунин, Дзержинский и Я

Бивуак поставили на низком песчаном берегу Нарева, на краю местечка с именем Ломжа. Противоположный берег стоял высоко и виднелся темной стеной соснового бора. Охранение Дохтуров распорядился поставить кругом, тщательно отметив карандашиком на карте песчаную косу, где Нарев делал крутой поворот. «Вот здесь не дремать!» – посмотрел он на Жигалина.

Дозор Жигалин расставил сам, но не на открытом повороте, а за мелким кустарником ивняка, строго наказав не курить трубок, не крутить цигарок и не шуметь.

Жигалин и Ла Гранж устроились в камышах за поворотом, так, чтобы была видна вся излучина Нарева и высокий берег на той стороне. Ночь была темная и сырая. Низкие тучи шли с севера, с прусской стороны, задевали верхушки сосен и краями опускались на противоположный берег. К полуночи стемнело вовсе, и все стало неясно – и тот берег, и сосны, и даже ближние камыши. Надоедливо сыпал сверху мелкий дождик, одежда отяжелела. С офицерских плащей вода предательски стекала за воротник, стоило только шевельнуться. Прихватывало холодом. Шумел ветер в камышах, бурлил Нарев водоворотом, на той стороне шуршали сосны…

Клонило ко сну. «Не клевать носом! – шепотом приказал Жигалин, вглядываясь в непроглядную тьму.

Людвиг сильно сомневался в необходимости дозора:

– Ну скажи – кто отважится на диверсию в такую погоду? – зашептал он Жигалину.

– Тсс, – толкнул плечом Жигалин. В шуме камыша, в шуме речного водоворота, сосновых крон теперь присутствовали другие шумы. И в этот момент у дальнего берега реки во тьме вдруг блеснула искра. Вторая… Третья…

– Тревога! – вскрикнул Жигалин.

И пронзительный свист разорвал тишину здесь, на берегу, и там, у гусарского бивуака.

Широкая плоскодонка тяжело шла прямо на них, уткнувшись носом в песок, развернулась.

– Напшуд Скомаровский! – Напшуд Яновский! – «Вшистки напшуд!» – «Сатановский напшуд!» – повелительные выкрики заслышались слева и справа у воды.

Из лодки начали выскакивать вооруженные люди. С винтовками наперевес, с саблями, они секли в темноте все, что попадалось – людей, ивовую поросль, камыши. Жигалин, Ла Гранж, подоспевшая засада с левого фланга с трудом отбивали наседавших. Справа послышалась ужасная трескотня ружей.

– В цепь! В цепь! – скомандовал сквозь крики и вопли Жигалин.

А нерусские крики слышались уже за спиной. Стало светать. Сквозь пороховой дым, блеклый утренний свет Ла Гранж увидел людей в странных одеяниях – синих мундирах, жилетах, красных панталонах и болтающихся шароварах. Злобные выкрики нарастали. Подсознательно Людвиг понял, что если он обернется и побежит – будет зарублен или пристрелен.

– Не отходить! – где-то сбоку кричал Жигалин. Его звонкий, почти мальчишеский голос был звучным и крепким, без дрожи. Он остановил редкую, уже было дрогнувшую цепь.

– Не отступать! За мной, ребята! – закричал Ла Гранж и бросился вперед, к реке. Он не видел, кто бежит рядом с ним, но ощущал частое дыхание и тяжелый топот. «Они не возьмут нас!» – мелькнуло в голове Людвига. Впереди, в предрассветном тумане, увидел, что к берегу причаливают лодки с синими мундирами. Решение пришло в мгновение. С размаху влетел по плечи в воду, ухватился руками за борт, налег плечом на край и, напрягшись, с силой толкнул лодку. Миг – и она опрокинулась вместе с синими мундирами. Вторую лодку они раскачивали уже впятером…

Теперь разгоряченный Ла Гранж бежал вдоль воды к ивовым кустам, где шла рукопашная. Все смешалось в его глазах: синие мундиры, разъяренные лица, сверкающие сабли, убитые… В рассветном тумане он ворвался в толпу и без остановки всадил саблю в синий мундир, и в этот момент что-то резкое, будто острая бритва, чиркнуло по руке у плеча.

А от бивуака уже слышался топот и крики: «Ура… ааа…»

Через час полковой доктор деловито рассматривал раненую руку. Повезло: пуля прошла по мякоти левой руки, не затронув кость и нерв.

– Брат, отбились мы… Отбились, брат! – довольно приговаривал Жигалин, наблюдая за работой доктора.

Людвиг не слышал разговоров о стычке – радостной похвальбы, сожалений, упреков в трусости. Он думал об одном: «Что его повело на неприятеля? Страх или долг?» Только сейчас он понял, что страх, который проникает в душу, может уступить место другому чувству, выразить которое никакими словами нельзя.

Генерал Дохтуров сообщал в штаб князя Хилкова, что ночное нападение совершили косиньеры и кракусы – пешие и конные добровольцы. Они следили за отрядом еще от Вислы и в первую же стоянку решили нанести ему урон. В сражении, писал Дохтуров, мы потеряли четырех солдат и одного офицера, трое ранены. У противника убитых 16 человек, в плен взято 18 повстанцев. И особо Дохтуров отмечал, что добровольцы вооружены штуцерами французского производства. Здесь он поставил три восклицательных знака.

Просил также генерал отметить заслуги командира эскадрона Жигалина и его гусар. В конце он поименно назвал отличившихся.

* * *

В польский Сохачев, местечко с улицами, вкось сбегающими к речке, мелкой и спокойной, вошли под вечер.