Бунин, Дзержинский и Я

Вокруг все свистело и грохотало, а перед глазами у Людвига – две пушки и артиллеристы, голые по пояс, с лоснящимися от пота спинами и почерневшими лицами… И гулкие орудийные хлопки…

Артиллерийская прислуга растерялась, увидев гусар. Но это было мгновение. С ружьями наперевес, с приколотыми штыками они кинулись навстречу.

Высокий красивый артиллерист с длинной русой гривой с яростным выражением лица бежал к Людвигу с выдвинутым штыком. Людвиг пригнулся, и русый артиллерист кувыркнулся через его спину на землю и через мгновение был сражен…

Людвиг побежал вперед на открытую площадку, где вокруг орудий копошилась прислуга.

– Ребята! Сюда! Бей их! – кричал Ла Гранж звучным и громким голосом. – Заходи слева!..

Гусары устремились к пушкам, взламывая замки, но навстречу им снизу бежали разноцветные польские пехотинцы, кто с ружьями наперевес, кто с саблей. В мгновение все смешалось, нахлынувшая толпа повстанцев попыталась смять гусар, пошла рукопашная. «Вот она, решительная минута», – подумал Ла Гранж. «Ура! – закричал он и кинулся навстречу набегавшим. И эхом отозвалось громкое «Урааааа!» со всех сторон: Людвиг только успел увидеть Жигалина верхом на лошади, размахивающего направо и налево саблей. По-прежнему жужжали пули, слышался металлический звук сабель, были крики и стоны, но не было орудийных хлопков. Пушки молчали. И артиллерийская прислуга, и пехота были опрокинуты вниз, к подножью кургана, прямо под огонь русской артиллерии.

Людвиг остановился у пушки, пытаясь разобраться в происходящем. Чувство бесстрашия и самодовольства беспричинно овладело им, когда он стал оглядывать бездействующие орудия, убитых врагов, развороченный вражеский окоп. Но не успел он оглянуться, как со стороны треснул один выстрел, второй, третий… Одна пуля со звоном ударилась в орудийное жерло, вторая впилась в орудийный ящик. В этот момент какая-то сила сбила его с ног и бросила на горячий песок.

– Людвиг! Людвиг! – навалившись всем телом на Ла Гранжа, кричал Жигалин. – Жить надоело?

– Ты, брат, рискуешь, – говорил Жигалин после стычки Людвигу. Он еще не остыл, накинутый на плечи ментик все время кособочился.

Солнце клонилось к западу. Оно уже зацепилось за верхушки деревьев, стоявших на бугре в пороховом дыму и в пыльном жарком мареве. Две разбитых пушки валялись у редута. Поблизости лежали убитые, раненые, пленные толпой собирались у дороги и у подножия бугра. Их было много… Изорванные, в отрепьях, окровавленные, они озлобленно, ненавистно смотрели по сторонам.

Людвиг остановился, дрожь пробежала по спине, он будто ощутил прикосновение чего-то огненного. Он припомнил остекленевшие глаза артиллериста, летевшего на него со штыком. И вот эти… Отчего эта несказанная ярость и когда она появилась в их глазах? Людвиг вспомнил слова капитана, сказанные три месяца назад еще в Витебске: «Стоит ли думать о том, что прошло? Анализировать прошлое – вернее, дурное в прошлом – имеет смысл только в том случае, когда на основании этого анализа можно исправить настоящее или подготовить будущее».

– Ла Гранж! Ты чего здесь бродишь? – подскакал Костромин на взмыленной лошади, радостный и возбужденный успехом.

– Хорошенько им досталось! Потрепали… Наука будет, – захлебывался Тимофей. – Где Жигалин? Князь просит его к биваку. А ты что? Поехали!

И они галопом помчались к Вильно…

Жигалин был уже на месте. Он стоял рядом с Хилковым в окружении офицеров. Эскадрону Жигалина была объявлена благодарность. Князь проявил интерес к геройству на сопке.

– Корнет Ла Гранж разбирался там, – сказал Жигалин.

Хилков начальственно поднял брови, припоминая что-то, и велел подозвать корнета.

– Ла Гранж, значит, – говорил князь. – Помню, помню твои просьбы… – И, не возвращаясь к прошлому, сказал: – Молодцом был сегодня. Не забуду.

Гусарам была выдана двойная порция водки. У костров стало шумно и весело.

Жигалин, довольный славно закончившимся делом, довольный похвалой князя и храбростью своих гусар, двойной нормой водки и вообще жизнью, взялся за гитару.

Я люблю приватный бой!
Я рожден для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарский —
С вами век мой золотой!

(«Гусарская песня», 1815 г. Денис Давыдов)

…Людвиг бродил между костров, солдатского разговора, хохота, и будто только что не было сражения, пальбы, стона раненых, крови… И он вновь думал о тех злобных и напряженных глазах у пленных, что стояли под горой… Что же за душа у этих людей с такими глазами?

Встреча с сыном Наполеона

Обстановка вокруг восставшей Варшавы к середине лета 1831 года складывалась следующая.