Бунин, Дзержинский и Я

«Любезный Константин Петрович! Тебе известно, что я имею на своем попечении трех малолетних детей, подкинутых ко мне и принятых мною. Марина подкинута 8-го Декабря 1875 и крещена 30-го Декабря того же года Священником Собора Николы Морского Отцом Александром и записана в метрической книге под № 210-м, и Ты был ее восприемником. Анна подкинута 16 марта 1878 года и крещена тем же Священником 30-го числа того же Марта и записана в метрической книге под № 53-м. Восприемником ея был Ф.В. Сарычев. Наконец Измаил подкинут 1-го августа 1879 года и крещен 14-го того же Августа Отцом Василием, Павловским придворным Священником, и записан в метрической книге № 41-м. Он тоже Твой крестник.

Ныне, – ввиду известных Тебе обстоятельств, – прошу Тебя, этих трех моих воспитанников принять на Твое попечение, считать их Твоими воспитанниками и озаботиться обустройстве их дальнейшей судьбы, принимая те меры, которые знаешь для них полезными.

Я вперед уверен, что Ты приложишь к этому всю Твою любовь и старание. Константин. 22 декабря 1880. Петербург.

Константину Петровичу Голенко».

Но, главное, мои героические родственники, рискуя жизнью, сохранили письма великого князя Константина Николаевича моей прапрабабке, Анне Васильевне Князевой, урожденной Кузнецовой, и детям. Сохранили письма Анны Васильевны к дочерям. Когда я их увидела 10 лет назад у моей двоюродной тетки Арсеньевой, это стало не потрясением и неожиданностью, а, скорее, продолжением детских историй в конкретном изложении. Я смотрела на великокняжеские монограммы, чистый красивый почерк и испытывала огромное чувство удовлетворения, что человек, которого я видела лишь на портретах, обрел имя, отчество, житейские черты с его любовью к моей прапрабабушке, к ее детям. Государственный архив мне предлагал сдать письма на хранение. Но они не только часть русской прошлой жизни, они летопись семьи, прожившей нелегальную жизнь с ее возникновения: нелегальный роман, нелегальная семья, во многом скрытная, нелегальная жизнь в советское время. И у писем своя потаенная жизнь.

Судя по нумерации, писем было значительно больше. Я предполагаю, что некоторые из них уничтожены из страха в 30-е годы. Об этом свидетельствуют обожженные края одного из писем Анны Васильевны дочери Марине, моей прабабке. Видимо, после очередного ареста кто-то из близких родственников решил все-таки сжечь и эти письма, но сердце не выдержало. Достоинство и гордость не уступили страху. В последний момент их выхватили из огня.

Из писем великого князя Константина Романова Анне Кузнецовой-Князевой

Итак, письма сына Николая I. Не спешите, читатель, разочароваться: письма великого князя Константина Николаевича, крупного государственного деятеля, могут показаться менее интересными, чем бурная жизнь их автора. Печально любимая Россией смена политик, личностей, должностей, государственного и общественного курса не раз отбрасывала на обочину крупнейшие умы, недюжинные характеры. Вот и он в их числе. На важнейшем имперском событии – коронации – он присутствует не как государственный деятель, а как родственник, член царской фамилии. Ему трудно преодолеть разочарование, печаль, он возмущен новшествами царя – противника его идей. И все же не может скрыть гордости за Россию, за ее многонациональную силу, ее культуру. Его письма – сколок времени. Они, как замедленное кино, возвращают в бурно текущее настоящее естественный поток неспешной прошлой жизни, «бросают вызов бесследности».

Читайте их медленно.

14 мая 1883. Москва