Бунин, Дзержинский и Я

Итак, перед нами две жизненные очевидности: семья официальная и семья нелегальная с самого ее возникновения. Личная судьба великого князя Константина Николаевича не однажды преломилась в судьбах его потомков, которым пришлось жить во времена, о которых древние китайцы говорят: «Нет хуже, чем жить в эпоху перемен». Семья официальная, великокняжеская рассеяна и уничтожена, несмотря на то, что дала два светлых имени России: поэта К. Р. и георгиевского кавалера молодого князя Олега, пролившего царскую кровь за Отечество. Вторая семья, возникнув на обочине первой, укрепилась любовью, выстояла, разрослась, но была зажата вечным, неистребимым страхом перед властью, которая никогда не простила бы родства с Романовыми.

– Да, фамилия Романовых оставалась в семье под запретом, – говорит Татьяна Юрьевна Карнакова. – Дедушка знал, что сразу после революции всем родственникам, близким и дальним, всем свойственникам Романовых приказали явиться в комиссию по борьбе с контрреволюцией и стать на учет. Потом появился второй декрет: в течение трех дней все Романовы должны предстать Перед комиссией для получения инструкции по поводу высылки из Петрограда. Порядок высылки был установлен такой: великий князь Николай Михайлович отправлялся в Вологду, Иоанн, Гавриил, Константин и Игорь Константиновичи, Сергей Михайлович и князь Палей – в Вятку или Пермь, Из Москвы великая княгиня Елизавета Федоровна и из Финляндии великий князь Георгий Михайлович, арестованный там же, должны были присоединиться к высылаемым. На следующем этапе были физически уничтожены все Романовы, оставшиеся в России. К 1920 году ни одного Романова в России не осталось.

Что же касается меня, я с детства знала, что мои предки много полезного и заметного сделали для России. Так воспитали меня мой дед и весь уклад дома. Мой прадед Александр Ершов был племянником адмирала Андрея Александровича Попова. Попов – заметная фигура в истории России. Он создал круглые броненосцы «Поповки» для флота страны. Вот их описание тех времен. ««Поповка» внутри делает впечатление страшной адской машины. Посреди, между двух дымовых труб и толстых вентиляторов, открывается широкая бездна башни. Оттуда поднимаются, подобно кровожадным крокодилам, два 12-дюймовых (40 тонн) орудия и получают какой угодно угол возвышения. Вдруг вся эта пропасть начинает быстро вращаться, и это движение не мешает пушкам точно так же подниматься. И вдруг среди темноты засветится электрический фонарь Яблочкова – и сразу все предметы вокруг ярко и блестя освещаются».

Попов был тем другом великого князя, который не отвернулся от него в пору его опалы…

Помню, что дед обожал роман «Фрегат «Паллада»». И часто намекал, что один из наших предков возглавлял это мероприятие. В семье сохранилось много исторических реалий: книг, фотографий, портретов, гравюр, серебряное блюдо в честь спуска на воду корабля «Россия», медаль за участие в Бородинской битве, антиквариат, правда, остатки от выменянного на картошку в годы войны. Жили в доме и легенды.

Например, полагалось серебряной ложечкой размять скорлупу съеденного яйца. Это был своеобразный оберег для кораблей в море. Помню рассказы про какой-то островок в Павловске, где жили зайцы, и вот однажды борзые собаки вплавь устремились к острову. Но мой прапрадед их разогнал, чтобы гуляющие дети не увидели страшной собачьей расправы. В семье говорилось, что одну из дочерей моей прапрабабки назвали Мариной в честь св. Марины, которая спасла во время кораблекрушения моего прапрадеда. Хранилась память о перстне с голубым штерн-сапфиром в бриллиантах. По легенде, этот перстень был царским подарком нашему прапрадеду в знак примирения после размолвки. Каким-то чудом семья сохранила посмертную маску императора Александра II.

Сколько себя помню, в доме родных и родственников как бы жила тайна. Что-то недосказанное, невысказанное. Дом хранил много вещей, не соответствовавших лапидарному советскому быту, который могли оживить лишь искусственные цветы.

О родстве с Романовыми я узнала поздно, в году 80-м, уже будучи студенткой. Все портреты в доме были привычными. Но кто именно на них – мне не говорилось. Но вот однажды моя тетя, показывая на портрет великого князя Константина Николаевича, сказала: «Ты видишь, как твой дядя Костя похож на этот портрет? Ты хоть знаешь, кто на нем изображен? Твой прапрадед. Он – Романов, брат Александра II, сын Николая I». В 1980 году это было сказано шепотом, с надеждой, что я достаточно взросла, чтобы не болтать об этом на всех перекрестках.

По-прежнему в душах родных жил страх. Но что могло подтвердить это удивительное открытие? Какие документы, какие свидетели? И что могло сохраниться за 70 лет, когда воспоминания о родословной были опасны. Недаром советские семьи, где жизнь частная как бы была отменена, как правило, не знали своих корней.

К счастью, сохранилось письмо великого князя своему секретарю, близкому человеку, который знал все обстоятельства жизни Константина Николаевича.