Бунин, Дзержинский и Я

Этот особняк на углу Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы с залом в стиле русского ампира, салоном в стиле Людовика XVI, с комнатами в английском духе и в стиле модерн, с коврами и тканями из Парижа, с гардеробными комнатами для театральных костюмов был ее гордостью, данью тщеславию. Сердце же осталось в старом ветхом доме (для нашего рассказа он тоже особенный), стоящем к тому времени уже среди фабричных труб. Сюда, в комнаты, освещенные керосиновыми лампами всех видов и размеров, приходил молодой наследник престола. И она была счастлива, «потому что влюбилась с первой встречи». Здесь она рассталась с ним, и позже ославленная сплетнями и толками балерина писала: «…главное было горе, беспредельное горе, что я потеряла своего Ники. Что я потом переживала, когда знала, что он был уже со своей невестой, трудно выразить. Кончилась весна моей счастливой юности, наступила новая, трудная жизнь с разбитым так рано сердцем…» И он не склонен был считать их отношения гаремным приключением: «Что бы со мной в жизни ни случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости». Так он попрощался с нею в 1894 году, когда была объявлена его помолвка с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской.

Император Александр II, как мы знаем, не только не скрывал свой роман со смолянкой Екатериной Долгорукой, он сделал ее законной супругой и мечтал о возведении княгини в сан императрицы. Любовь его была сильнее традиционного узаконенного правила – жениться на чужестранной принцессе. Роман, достигший своего апогея в парковом павильоне близ дороги в Красное село и презрительно оцененный обществом как праздное увлечение царя, не оказался таковым.

Помните: «Он говорил с нею о самых разнообразных делах, об общем управлении Империей, о дипломатических переговорах, об административных реформах, об организации армии, полиции, о работах министров, придворных интригах, о спорах и неладах в царской семье, обо всем том, что благодаря самодержавию тяжелой ношей ложилось на его плечи… Он боялся унизить себя в их (министров. – Э.М.) глазах, открыв им свои сомнения, тревоги, всю предварительную работу, предшествующую окончательному решению… Ей он даверял вполне. Он понимал, что она существует только для него…».

Речь идет о Екатерине Михайловне Долгорукой и Александре II.

А вот другие отношения, не столь известные. Они сложились между великим князем Гавриилом Константиновичем (внук нашего героя – великого князя Константина Николаевича) и выпускницей балетного отделения Императорского квартального училища Антониной Нестеровской. Балерина жила в маленькой квартире с матерью, почтенной женщиной дворянского происхождения, родом с Кавказа. Перед самой революцией влюбленные решили обвенчаться. На эту свадьбу требовалось разрешение царя, естественно всех близких великого князя. Но никто согласия на венчание не дал. А дядя Гавриила великий князь Дмитрий Константинович заявил, что «венчание может быть тайным, но брак не должен быть признан официально». Николай II говорил в свое время о необходимости разрешения великим князьям и князьям императорской крови вступать в морганатические браки и собирался выработать условия дозволительное™. Но так ничего и не было сделано. И Гавриил с грустью думал о том, что только дед Константин Николаевич, будь он жив, с его искренней натурой все понял бы и не поднимал шума вокруг его романа и романа сестры Татьяны, которая влюбилась в кавалергарда Багратиона-Мухранского, и брак считали тоже невозможным в силу неравнородности, пока не прояснили, что отец Багратиона из царского грузинского рода Багратидов и линия Мухранских в нем старшая. «Всякая любовь сильна…» – любил повторять Константин Николаевич слова своего друга, писателя Ивана Александровича Гончарова, сотоварища по экспедиции фрегата «Паллада».