«Перечитываю кое-что — между прочим, „Дворянское гнездо“, — которое, к сожалению, художественной радости мне не дает (за исключением немногих мест) и которое не совсем по праву названо „Дворянским гнездом“. (Едучи сюда, я был три дня в Орле, снова посетил ту усадьбу на окраине Орла, которая описана в „Дворянском гнезде“, — и вот причина, почему я перечитываю его)»
[690].Для Бунина Тургенев был одним из самых замечательных русских писателей. Но он говорил и о некоторой искусственности его рассказов. Многое ему не нравилось в романе «Дым», о котором он писал еще в 1890 году: «Прочел… „Дым“ Тургенева. Я уже давно читал его и теперь прочел его с новым интересом. Многое в нем мне не понравилось. Не понравился даже тон (местами) — грубо-шутливая и насмешливая и притом поверхностная характеристика „света“ — тон вовсе не тургеневский. Я знаю, что этот „свет“ — пошлость, и подлость, и глупость, но у него он малохудожественно обрисован. Но вообще роман произвел сильное впечатление: страшное, злобное волнение овладело мною. Только слава Богу, что теперь, кажется, уже нет таких Ирин. Разумеется, Литвинов в дураках — она его вовсе не любила. При сильной любви нельзя таких штук проделывать»
[691].Его восхищало изумительное мастерство Тургенева-новеллиста; «„Поездка в Полесье“, — записал он в дневнике много позднее, — почти вся по-настоящему прекрасна. Почти во всех рассказах, — да, кажется, даже во всех, редкое богатство совершенно своих, удивительных по меткости определений чувств и мыслей, лиц и предметов»
[692]. Перечитав по изданию А. Ф. Маркса двенадцатый том Тургенева, где напечатаны «Литературные и житейские воспоминания», «критические речи и статьи», Бунин записал: «Совершенно замечательный человек и писатель. Особенно „Казнь Тропмана“, „Человек в серых очках“, несколько слов о наружности Пушкина, Лермонтова, Кольцова» [693].В это время он писал в дневнике:
«4 июля. Нынче вечером сидели на скамейке в Колонтаевке. Тепло, мертвая тишина, запах сырой коры. Пятна неба за березами. Думал о любви.
2 августа 15 г. <…> Отправил корректуру „Суходола“. Во втором часу газеты. Дикое известие: Куровский застрелился. Не вяжется, не верю. Что-то ужасное <…> Как я любил его!»
[694]«7 августа. Пытаюсь сесть за писание. Сердце и голова тихи, пусты, безжизненны. Порою полное отчаяние. Неужели конец мне как писателю? Только о Цейлоне хочется написать».
«21 августа. 14–19 писал рассказ „Господин из Сан-Франциско“. Плакал, пиша конец. Но вообще душа тупа. И не нравится. Не чувствую поэзии деревни, редко только. Вижу многое хорошо, но нет забвенности, все думы об уходящей жизни».
К работе над этим рассказом Бунин возвращался позднее, сокращал его. Завершил работу в конце октября.
Рассказ привлек внимание русской и зарубежной критики и вошел в антологии мировой литературы.
Война изменила деревню. Многих мужчин забрали в солдаты. «Годные гуляют, три-четыре мальчишки. Несчастные — идут на смерть и всего удовольствия — порычать на гармонии.
<…> Вчера снимали Тихона Ильича (возможно — прототип Тихона Ильича Красова в „Деревне“. — А. Б.). „Вот и Николаю Алексеевичу (Н. А. Пушешникову. — А. Б.), может, идти в солдаты… Да ему что ж, хоть и убьют, у него детей нету“. К смерти вообще совершенно тупое отношение. А ведь кто не ценит жизни — животное, грош тому цена».
Бунин все не мог сосредоточиться на работе — «писать не пишу, — говорит он в письме Нилусу 18 июля, — разве стишки изредка»
[695]. А 15 сентября вновь писал ему из Глотова: «Не припомню такой тупости и подавленности душевной, в которой уже давно нахожусь. Вероятно, многое действует, иногда, может быть, даже помимо сознания. А смерть Павлыча прямо сбила меня с ног <…> Пятый месяц живу здесь изумительно однообразной жизнью. Все читаю, да хожу, да думаю. Деревни опустели так, что жутко порой. Война и томит, и мучит, и тревожит. Да и другое многое тоже. „Портфель“ мой пуст» [696].Его возмущал Бальмонт, который говорит в стихах о войне в кокетливом тоне: «Вся мысль людская в дымах и пожарах, И лишь упрямец <…> Я ребенком говорю» («Упрямец»; выделено Буниным).
«Что за подлое кокетство, сюсюканье! — писал Бунин Д. Л. Тальникову 27 июня. — Ну что ж, там творится что-то ужасное, а я вот сюсюкаю, я — упрямец… Его надо ругать на всех перекрестках, ибо прав Леонардо да Винчи — „хвалить дурного значит порочить хорошего!“»
[697]В октябре 1915 года Горький предложил Бунину сотрудничать в журнале «Летопись», выходившем при его ближайшем участии.
С первых чисел ноября Бунин поселился в Москве, в гостинице «Лондонская». 19 ноября приезжал в Петроград, там встречался с Горьким. Дня через три возвратился в Москву.