Вера Николаевна 24 августа уехала на экзамены, Бунин пока оставался и рассчитывал проездом в Петербург быть в Москве между 1 и 10 сентября.
В начале сентября 1907 года Бунин приехал в Москву
[345]. Затем он ездил в Петербург — хлопотать об издании четвертого тома своих сочинений (стихи и перевод «Каина» Байрона).«Недели три, — пишет Вера Николаевна, — мы тихо прожили… В середине сентября он отправился в Петербург
[346], надо было распродать написанное летом. Нужно было повидаться с Пятницким в „Знании“. Вернувшись, с огорчением рассказал, что Пятницкий все еще за границей, ждут его к 30 сентября. Чаще всего Ян проводил вечера у Марьи Карловны Куприной, с которой с давних пор дружил и чье общество ценил, восхищаясь ее умом и остроумием.Побывал он в издательстве „Шиповник“, издателями которого были Копельман и Гржебин. Они решили выпускать альманахи. Для первого альманаха „Шиповник“ приобрел у Бунина „Астму“…
В Москве появился некий Блюменберг, основавший издательство „Земля“ и пожелавший выпускать сборники под тем же названием. Он предложил Ивану Алексеевичу стать редактором этих сборников. Шли переговоры за долгими завтраками. Ян был оживлен, но не сразу дал согласие. Сошлись на том, что редактор будет получать 3000 рублей в год, условия хорошие. Ян принялся за дело с большим рвением.
Тридцатого сентября Ян снова поехал в Петербург, но Пятницкий еще не вернулся — застрял на Капри…
Ян то и дело отлучался в Петербург, ему необходимо было повидаться с Пятницким, узнать, как идут дела „Знания“. „Шиповник“ переманивал его к себе, как переманил Андреева и некоторых других писателей. Но Ян уклонялся от окончательного ответа, хотя условия „Шиповник“ предлагал заманчивые»
[347].Бунин писал П. А. Нилусу 14 октября 1907 года: «Только что вернулся из Петербурга, где уже с месяц танцую кадриль с „Шиповником“. Пятницкий все еще за границей, и „Шиповник“, пользуясь этим, хочет оплести меня — перевести к себе, издавать мои книги и осыпать золотом. А я все боюсь и жду Пятницкого. Говорят, приедет через неделю — и, кто знает, может быть, опять я буду в Птб — уже четвертый раз! Просто замучился»
[348].Сборники «Земля» являлись изданием литературного кружка «Среда», редактировать их Бунин был приглашен по предложению Л. Н. Андреева. 21 октября 1907 года Бунин согласился, как он сообщал Н. А. Пушешникову, взять на себя редакторские обязанности. К участию в сборниках «Земля» Бунин хотел привлечь и Куприна.
Он писал Федорову 29 ноября 1907 года:
«Я сбился с ног — не рад, что впутался. Один Куприн чего стоит! Отбил я у „Шиповника“ его „Суламифь“, но конца все еще нет, а „Шиповник“ вот уже полмесяца каждый день вытягивает из него душу — выкинут нам аванс и возвратят ему рукопись»
[349].«Суламифь» была напечатана в первом сборнике «Земля», который вышел в «Московском книгоиздательстве» в 1908 году.
Бунин «побывал у Блока и приобрел у него стихи, заплатив по два рубля за строку…»
[350].Встречались Бунин и Вера Николаевна в этот приезд в Петербург с С. В. Рахманиновым, художником Л. С. Бакстом, поэтессой Наталией Крандиевской, которая еще подростком приходила к Бунину со своими стихами.
В конце ноября Иван Алексеевич и Вера Николаевна возвратились в Москву.
«В Москве, — пишет Вера Николаевна, — шли разговоры о предстоящей премьере „Жизни человека“ Андреева. Ян стал поговаривать, что следует хоть на месяц поехать в деревню. Материал для сборника „Земля“ он уже передал Блюменбергу, сам дал „Тень Птицы“ и теперь свободен на некоторое время, а писать ему хочется. Я ничего не имела против того, чтобы пожить зимой в Васильевском, такой глубокой зимы я еще в деревне не переживала. И мы решили после первого представления „Жизни человека“ уехать из Москвы.
Тут обнаружилась черта Яна — всегда откладывать свой отъезд.
Вскоре мы услышали, что Андреев в Москве. В Москву приехала и М. К. Куприна, которая нас как-то вечером по телефону пригласила в „Лоскутную“.
У нее в номере мы встретили Леткову-Султанову в черном шелковом платье и Андреева…»
[351]Леткова-Султанова восхищалась последней вещью Андреева в «Шиповнике» — рассказом «Тьма».
«Я недоволен ею. Не вышло, что задумал, — отвечал Андреев. — Твоя, Ванюша, „Астма“ гораздо удачнее, это лучшая вещь в альманахе, и знаешь, у меня ведь тоже астма, как прочел, так и почувствовал, что задыхаюсь.
— Бог с тобой, какой ты астматик! — смеялся Ян.
— А мне между тем все кажется, что я задыхаюсь, — настаивал Андреев.
Он был в дурном настроении»
[352].Андреев говорил: «Я честолюбив, Ванюша, а ты самолюбив…
— Пожалуй, ты прав, — ответил с улыбкой Ян, — я действительно очень самолюбив.
— А я нет. А честолюбие у меня большое…
На первом представлении „Жизни человека“ мы не были. Нас пригласили, к моему удовольствию, на генеральную репетицию…
Наконец после долгих откладываний мы накануне Рождества уехали в деревню…»
[353].