Бункер. Пыль

Вспышки помех между этими разговорами занимали место бункеров, заполненных мертвым воздухом. Бункеров, наполненных мертвецами.

Шарлотта снова набрала номер 18. Ретрансляторы все еще работали вверх и вниз по шахте; она поняла это по шипению. Она прислушалась, не вернется ли голос женщины, призывающей всех отправиться на нижние уровни. Шарлотта услышала, как кто-то произнес ее имя. Странно было думать, что она услышала голос этой женщины, которой был одержим ее брат, этого мэра-изгоя, как он ее называл, этой уборщицы-домохозяйки.

Это мог быть кто-то другой, но Шарлотта так не думала. Это были команды кого-то из начальства. Она представила себе женщину, притаившуюся в глубине далекой бункерной шахты, в каком-то темном и одиноком месте, и почувствовала внезапное родство. Чего бы она только не отдала, чтобы иметь возможность не просто слушать, а передавать информацию, каким-то образом протягивать руку помощи.

Наклонившись вперед, она потерла боковую поверхность радиостанции в том месте, где должен быть подключен микрофон. Было подозрительно, что брат приберег эту деталь напоследок. Как будто он не доверял ей в том, что она не будет разговаривать с кем-то. Как будто он хотел, чтобы она просто слушала. А может быть, он беспокоился за себя. Возможно, он не верил в то, что сделает, если сможет транслировать свои мысли в эфир. Это были не начальники бункеров, а любой человек с радиоприемником.

Шарлотта похлопала себя по груди, нащупала удостоверение, которое он ей дал, и перед ней промелькнули образы поднимающегося и опускающегося ботинка, стены и пола, залитого кровью. В конце концов, ему не дали шанса. Но она должна была что-то сделать. Она не могла вечно сидеть и слушать помехи, слушать, как умирают люди. Донни сказал, что ее удостоверение будет работать в лифте. Желание действовать было непреодолимым.

Она выключила радио и накрыла его полиэтиленовой пленкой. Поставила кресло так, чтобы оно выглядело нетронутым, и стала изучать комнату управления дронами на предмет признаков обитаемости. Вернувшись к своей койке, она открыла сундук и изучила экипировку. Она выбрала реакторный красный. Он сидел на ней свободнее, чем остальные. Вытащив его, она осмотрела нашивку с именем. Стэн. Она могла бы стать Стэном.

Оделась и пошла в кладовую. Из разобранного дрона можно было достать много смазки. Она собрала немного на ладонь, поискала в одном из контейнеров кепку и пошла в туалет. В мужской туалет. Когда-то Шарлотте нравилось наносить макияж. Казалось, это была другая жизнь, другой человек. Она помнила, как перешла от видеоигр к попыткам быть красивой, как подкрашивала щеки, чтобы они не казались такими пухлыми. Это было до того, как базовая подготовка на короткое время сделала ее стройной и крепкой. Это было до того, как два срока службы помогли ей вернуть свое естественное тело, привыкнуть к нему, принять его, даже полюбить.

Она использовала смазку, чтобы подчеркнуть скулы. Немного нанесла на брови, чтобы они казались более полными. Губы намазывала с неприятным привкусом, чтобы они не были такими красными. Это была полная противоположность любому макияжу, который она когда-либо делала. Она заправила волосы в шапочку и низко натянула козырек, поправила комбинезон так, что он стал похож на складки ткани, а не на грудь.

Это была жалкая маскировка. Она сразу все увидела. Но потом она поняла. В мире, куда не допускаются женщины, кто-нибудь бы заподозрил? Она не была уверена. Она не могла знать. Ей очень хотелось, чтобы Донни был рядом, чтобы она могла спросить его. Она представила себе, как он смеется над ней, и это едва не заставило ее расплакаться.

«Не плачь, мать твою», — сказала она зеркалу, вытирая глаза. Она боялась, что слезы могут повлиять на макияж. Но слезы все равно пришли. Они пришли и ничего не нарушили. Это были капли воды, скользящие по смазке.

• • •

Где-то здесь была схема. Шарлотта порылась в папке с записями Донни у радиоприемника и не нашла ее. Она попробовала зайти в конференц-зал, где ее брат проводил много времени, перебирая коробки с документами. Там царила разруха. Большая часть его записей была вывезена. Должно быть, они планируют вернуться за остальными, возможно, утром. Или они могут прибыть прямо сейчас, и Шарлотте придется объяснять, что она здесь делает:

«Меня послали сюда, чтобы я забрал… э-э…» Ее пониженный голос звучал смешно. Она пошарила в раскрытых папках и на свободных страницах и попробовала еще раз, на этот раз слегка приглушив свой обычный голос. «Мне сказали отнести это на переработку», — объяснила она никому не нужной фразой. «О? А на каком уровне находится утилизация?» — спросила она себя. «Понятия не имею», — призналась она. «Поэтому я ищу карту».