МЫСЛЕННО ВОЗВРАЩАЮСЬ НАЗАД в закусочную, где, прислонившись к столу в нашей кабинке, прижимал плоское тупое лезвие ножа для масла к мясистой подушечке большого пальца, уставившись ей в затылок и гадая, что за чертовщина творится у нее в голове.
Мне никогда раньше не было дела до того, что думает или чувствует девушка, но я не могу удержаться, чтобы не попытаться собрать воедино загадку Элоди Стиллуотер. Скучает ли она по своей прежней жизни? Ее старым друзьям? Скучает ли по солнцу, жаре, океану, песку? Готова ли на все, чтобы вернуться назад, в Израиль к отцу и той жизни, к которой привыкла?
Понимаю, что превратился в пародию на самого себя, идя по старым, знакомым тропинкам на свои занятия в Вульф-холле. Стараюсь сохранять видимость привычной скуки и полного безразличия, хотя на самом деле я совсем не безразличен. Мне вовсе не скучно. Впервые за очень, очень долгое время мои уши навострены, ум занят, и каждая часть моего существа обращена к девушке, которую я толком даже не знаю.
Я хочу знать о ней все, что только можно, и хочу обладать этими знаниями, владеть ими, так же, как хочу владеть ей. Я твердо решил сделать ее своей марионеткой. Моим питомцем. Вызов такой непостижимой задачи делает мой член тверже гребаного вольфрама.
— Ладно. Все успокойтесь. Глаза на меня, друзья. Мне нужно знать, что каждый из вас меня слушает. Это касается и тебя, Джейкоби. Давай. Сними очки. И вообще, какого черта ты носишь темные очки в помещении?
Сегодня Фитц надел свой вельветовый блейзер цвета детского дерьма. Он надевает этот блейзер только тогда, когда читает Байрона или Рильке и воображает себя одним из романтиков. Несчастный ублюдок. Он недостаточно измучен в этой жизни, чтобы стать хорошим поэтом. С преувеличенной осторожностью я спускаю свои Вайфареры вниз по переносице, сверля его взглядом, пока он бросает сумку с бумагами к своим ногам. Мне не нужно объясняться с ним, и уж точно не признаюсь, что я надел солнцезащитные очки на урок английского, чтобы спокойно наблюдать за одной очаровательной студенткой, сидящей в другом конце комнаты.
— Вы же меня знаете, Фитц, — бурчу я. — Вы всегда безраздельно владеете моим вниманием.
Он корчит гримасу.
— Ага. Конечно.
И это весь его ответ? Видимо, он еще не пил кофе с утра. Как раз в тот момент, когда я думаю об этом, наш прославленный лидер откидывает переднюю часть своей сумки с документами, достает термос, снимает с него маленькую белую крышку и, отвинчивая пробку, наполняет комнату горьким, ароматным запахом арабики.
— И вот снова пришло это время года, ребята. Сезон штормов. С начала прошлой зимы у нас появилось много новых учеников, так что эта информация будет очень важна для них. Хотя, даже если вы были студентом здесь прошлой зимой, я все равно был бы признателен за несколько секунд вашего времени для обсуждения этого вопроса. Для вас это будет обновлением знаний.
В другом конце комнаты, сидя на желтом потертом диване под гравюрой Густава Климта «Поцелуй», Карина толкает Элоди локтем и что-то шепчет ей на ухо. В моем сознании это я наклоняюсь к ней, прижимаюсь носом к ее волосам, достаточно близко, чтобы уловить ее запах и сохранить его в памяти. Я представляю себе, как вблизи выглядит шелковистая, гладкая текстура кожи Элоди. Хотя я внимательно изучил ее изображение на электронных экранах и печатных фотографиях, но еще не держал её в своих руках и не рассматривал ее черты лично. Мне бы очень этого хотелось. Больше всего на свете я хочу, чтобы она была подо мной, вырываясь из моей хватки. Хочу увидеть её хмурое личико, ее страх. Но самое главное, хочу увидеть, в ней ложь. Ту самую, которую пытаются показать все девушки, когда их паника усиливается их желанием, и они пытаются осознать свою собственную предательскую природу.
— На случай, если вы не удосужились проверить сводку погоды на последующие двадцать четыре часа, весь штат вот-вот столкнется с сильным штормовым фронтом, — говорит Фитц. — Эти бури могут стать довольно пугающими. Удар молнии. Внезапное наводнение. К счастью для нас, мы находимся на вершине горы, так что нам не грозит опасность быть смытыми водой. Вульф-Холл, по сути, бомбоубежище. Он был построен так, чтобы выдерживать сумасшедшую погоду. Хотя ветер здесь может быть довольно коварным. Как только начнется шторм, будут действовать строгие правила. Никаких выходов за пределы территории академии. Вообще из здания выходить нельзя. Если ситуация казалась действительно опасной, бывали случаи, когда директор Харкорт считала нужным на всякий случай переселить всех в подвал. В том маловероятном случае, если нам понадобится эвакуировать объект, каждый студент должен быть в курсе установленных протоколов...