Бунт Хаус

Фитц прислоняется к письменному столу рядом с ним, упираясь бедром в дерево. Скрестив руки на груди и криво ухмыляясь, он выглядит так, будто это он на меня злится.

— Мы уже проходили через это, — говорит он, тяжело вздыхая. — Ты совершенно ясно изложил свои намерения. Я уже говорил тебе, что это плохая идея. После того, что случилось с Марой, ты должен был...

Я хватаю его лицо одной рукой, впиваясь пальцами в его щеки. Щетина на его подбородке впивается мне в руку, возвращая воспоминания, которые я предпочел бы забыть.

— Я был бы очень признателен, если бы ты больше не упоминал о ней. Эта ситуация совсем не похожа на то, что случилось с Марой. Ты, как никто другой, должен это знать. Так ведь?

Моя кровь превращается в лед, когда глаза Фитца закатываются; он выглядит так, словно застрял в этой запутанной середине между яростью и экстазом.

— Ладно. Да. Ты прав.

— Элоди моя. Я уже обо всем договорился с ребятами. И я не собираюсь выяснять отношения с тобой. Ты и близко к ней не подойдешь. Я ясно выражаюсь?

Кивнув, Фитц протягивает руку и берет меня за запястье, медленно отводя мою руку от своего лица.

— Я и близко к ней не подойду. — Он тяжело сглатывает.

Я выхожу из его комнаты как раз в тот момент, когда первые капли дождя начинают хлестать в окна.

Глава 9.

ЭЛОДИ

+972 3 556 3409: Не могу поверить, что ты ушла. Все в Марии опустошены. Мы все в шоке. Мы никогда не забудем тебя, Элли. Тебя всегда будет не хватать. Я люблю тебя — Леви :*

Я улыбаюсь, глядя на сообщение в WhatsApp от моего друга, испытывая облегчение от того, что он наконец-то вышел на связь. Папа заменил мой телефон устройством от американского оператора сотовой связи, когда отправлял меня в аэропорт, и я потеряла все свои номера. И досадно, что Леви — один из тех парней, которые говорят: «Технологии — это зло, и я не буду участвовать в социальных сетях», поэтому мне пришлось ждать, пока он сделает первый шаг. Хотя тон его сообщения очень странный.

Я: Вау. Не надо делать вид, что я умерла, чувак. Я же не на Марс переехала. Мы можем придумать, как провести каникулы, если твоя мама не увезет тебя в Швейцарию или еще куда-нибудь. Как там у вас дела? Профессор Маршалл уже прошел курс реабилитации?

Наш старый учитель естествознания вечно шнырял в дальний угол своей комнаты, чтобы украдкой глотнуть из фляжки на бедре. Ходили слухи, что он использует имеющиеся у него в лаборатории химические вещества для изготовления собственного…

Мой телефон жужжит, громкий рингтон эхом отражается от стен, когда я поднимаюсь по бесконечной лестнице в свою комнату. Я съеживаюсь, быстро отключая звук, проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь из преподавателей. Телефоны в местах общего пользования запрещены. К счастью, я уже на втором этаже, и единственные люди в непосредственной близости от меня — другие студенты.

— Эй, чувак! Не ожидала, что ты сразу же позвонишь. Я уже почти вернулась в свою комнату. Дай мне секунду, чтобы...

— Элоди?

В тоне Леви есть что-то такое, что останавливает меня. Он звучит... я даже не знаю, как он звучит. Но что-то здесь явно не так.

— Ли? Что случилось? Все в порядке? Что происходит?

— Так ты жива? — шепчет он.

Мы с Леви дружим уже два года. В понимании большинства людей это не такой уж большой срок, но за эти семьсот тридцать с лишним дней мы изучили друг друга. Я знаю его вдоль и поперек, и он знает меня также. Каждый темный, дурацкий, глупый, неловкий маленький секрет, который у меня когда-либо был. Он из Швеции и довольно хорошо представляет свой народ. Стоический, серьезный, всегда спокойный и глубоко обоснованный, он действительно не позволяет ничему влиять на себя. Он всегда держит свои эмоции под контролем. Но эти слова... когда он произнес их, его голос был полон слез. Мой друг, черт возьми, плачет.

— О чем ты говоришь? Конечно, я жива. Я в Нью-Гэмпшире.

Леви шмыгает носом, издавая сдавленный звук.

— Мне... мне просто нужно... — он замолкает. Делает глубокий вдох. Похоже, он пытается взять себя в руки. — Твой отец сказал декану, что ты попала в аварию, Элоди. Вся школа была в трауре целую неделю.

Я уже добралась до площадки четвертого этажа. К счастью, я оставила лестницу позади, иначе, наверное, упала бы и сломала шею. Я шлепаю ладонью по стене, пытаясь успокоиться, пока мое зрение тускнеет по краям.

— Прости, что ты сказал?

Леви кашляет. Я представляю его в спальне Марии Магдалины, в пижаме, сидящим на краю кровати, его чудесные карие глаза пусты, когда он пытается осмыслить эту новость.

Я жива.

Я разговариваю с ним по телефону, вернувшись с того гребаного света.

Все это слишком запутанно для понимания.