Бунт континента

Ночью 16 октября лорд Корнваллис предпринял последнюю отчаянную попытку спасти хотя бы часть своей армии. На реке Йорк была тайно собрана флотилия больших барок. Она должна была переправить солдат и офицеров, еще способных держать оружие, в Глостер, откуда им предстояло с боями пробиваться на север. Но опять, как и в Бостоне пять лет назад, как и в Трен-тоне, Провидение стало на сторону американцев, послав внезапный убийственный шторм. Речные волны вздымали тяжелые барки, разбивали их о камни, выбрасывали солдат в кипящую пену. Только нескольким ротам удалось достичь восточного берега реки, где они вскоре попали в плен к американцам.

В десять часов утра 17 октября перед бастионами появился британский офицер с белым флагом. В послании, которое он доставил генералу Вашингтону, командующий британской армией лорд Корнваллис предлагал установить перемирие на 24 часа, чтобы представители обеих сторон могли встретиться и договориться об условиях капитуляции гарнизона.

На переговорах британцы просили, чтобы им разрешено было выйти из города с оружием, с развернутыми знаменами и под барабанный бой. На это им ответили, что церемония сдачи будет проходить на тех же условиях, какие были предоставлены американской армии генерала Бенджамена Линкольна при капитуляции Чарльстона в Южной Каролине.

Длинным коридором, протянувшимся на полмили, лицом друг к другу выстроились американские и французские полки утром 19 октября. Контраст между внешним видом союзников был разительным. Французы щеголяли парадными мундирами, начищенными сапогами, блестящими эфесами сабель. Форма американцев пестрила заплатами разного цвета, кожа поясов была истерта до залысин, чулки зияли дырами. Кто-то явился босым.

Колонна британцев и гессенцев двигалась по коридору с зачехленными знаменами. В конце они выходили на открытое пространство, где оставляемые ими мушкеты и сабли постепенно вырастали внушительной горой. На обратном пути они старались не смотреть на американцев — только на французов, только их признавали настоящими победителями.

Лорд Корнваллис уклонился от участия в церемонии, сославшись на нездоровье. Присланный им заместитель попытался вручить саблю своего командира французскому генералу. Но Рошамбо отступил и указал на стоявшего рядом Вашингтона. Однако и тот не счел возможным принять символ капитуляции от младшего по чину.

В конце концов сабля была вручена генералу Линкольну.

Барабанная дробь смолкла, военный оркестр грянул американский марш.

Толпа горожан и окрестных фермеров, собравшаяся посмотреть на невиданное зрелище, взорвалась ликующими воплями.

— Генералу Вашингтону — ура!

— Французским союзникам — виват!

— Колонии Вирджиния — цвести!

— Победным Американским штатам — слава!

Замешавшийся в толпу Джеки Кустис тоже улыбался, размахивал снятой шляпой. Но рука его двигалась с трудом, «ура» вылетало изо рта едва слышным хрипом. Удерживаться на ногах он мог только потому, что стоявший рядом черный слуга крепко держал его за талию.

Какая жестокая насмешка судьбы!

Она дала мистеру Кустису увернуться от вражеского штыка, от случайной пули, от заблудившегося в полете ядра. Но не захотела уберечь от невидимого врага — тифозной заразы.

Два дня спустя после штурма десятого редута болезнь повалила Джеки на койку, наполнила все тело ознобом, залила грудь болью и жаром. С трудом раскрывая губы, он прошептал склонившемуся над ним Вашингтону:

— Сэр, всю жизнь я приносил вам одни огорчения. И теперь ухитрился омрачить даже такую великую, такую славную победу.

— Не болтай ерунды, Джеки. Моя семья — самое дорогое в моей жизни. А ты всегда был и останешься важным и незаменимым членом ее. Лучше отдохни и потом направь все силы на то, чтобы поскорее выздороветь.

Однако и этой просьбы своего отчима Джеки выполнить не сумел. Болезнь усиливалась, высасывала все соки из молодого тела. Из Маунт-Вернона вызванные гонцом примчались Марта Вашингтон и жена Нелли, привезли с собой семейного доктора. Но и он не смог помочь, и две недели спустя Джеки умер на руках безутешной матери.

21 октября, 1781

«К этому времени из всех орудий у нас оставалась только одна восьмидюймовка, да и у той не насчитывалось и ста зарядов. Много солдат и офицеров погибло от неприятельского огня, но еще больше — от болезней, а остальные были измотаны и истощены непрерывным трудом на укреплениях. В этих обстоятельствах я посчитал, что было бы тщетно и бесчеловечно пожертвовать жизнями доблестных воинов, обрекая их отражать враже-ский штурм, который, судя по соотношению сил, неизбежно кончился бы успехом неприятеля. Мною была предложена капитуляция, и я прилагаю копии моей переписки с генералом Вашингтоном, описывающие условия сдачи. Сожалею, что не смог добиться лучших, но я сделал все, что было в моих силах, чтобы облегчить условия содержания пленных».

Из письма лорда Корнваллиса генералу Генри Клинтону

Январь, 1782