Бунт континента

Лафайет решил применить другой способ подавления бунта. Он объявил солдатам, что разрешает желающим покинуть армию, не совершая преступления дезертирства. Подайте заявление об отпуске — и вам будет разрешено вернуться в Морристаун. Но в этом случае вам придется одолеть сотни миль пути, на котором вас будут поджидать тысячи опасностей. Плюс, конечно, гордое сознание американского патриота будет вами утрачено навсегда. Поразительно — только считаные солдаты воспользовались этим предложением, а многие дезертиры вернулись в ряды. Лафайет вознаградил свои войска, заняв под свой кредит две тысячи фунтов и накупив на эти деньги столь необходимых одеял, рубах, штанов, сапог и шапок.

Обсудили также военную ситуацию. Положение британцев, осажденных в Йорктауне, делалось хуже с каждым днем. Не имея фуража, они вынуждены были пристрелить сотни лошадей, и конские туши плыли по реке, наполняя воздух зловонием. Кроме солдат и лоялистов в городе скопилось множество негров, перебежавших к британцам или захваченных ими на вирджинских плантациях. В какой-то момент осаждающие увидели толпы этих бедолаг, бредущих куда глаза глядят. Не надеялись ли осажденные, выпуская их из города, перенести оспу и тиф в лагерь американцев?

Если верить перебежчикам, в Йорктауне болезни уже вывели из строя чуть ли не четверть армии. Надежда на близкую победу витала в воздухе, воодушевляла, придавала силы. Команды звучали увереннее, смех — громче, глаза наполнялись блеском. Еще немного, стиснув зубы, последний рывок! Неужели может случиться такое счастье — конец проклятой войны?!

Вечером 13 октября все американские и французские батареи перенесли огонь на два вынесенных вперед редута: девятый и десятый. Гамильтон объезжал выстроившиеся роты, отдавал последние приказания, проверял наличие белых опознавательных крестов на мундирах солдат. В какой-то момент ему показалось, что в рядах мелькнуло лицо Джеки Кустиса. Но он мог и ошибиться.

Туча затянула западный горизонт. Темнота упала внезапно, будто кто-то разом задул факел заката. Канонада не утихала, но теперь к пролетающим над головами ядрам добавилось что-то еще: зажигательные бомбы, оставлявшие светящийся след на черном небе. В их неверном мерцающем свете роты бесшумно двинулись по открытому пространству, отделявшему траншеи осаждавших от земляных валов редута. Гамильтон спешился и присоединился к саперам, несшим штурмовые лестницы и деревянные мостки. Мысль о возможной смерти, о жене, ждущей в далеком Олбани, о нерожденном сыне промелькнула где-то на задворках сознания — он отмахнулся от нее легко, как отмахиваются от досадной осы, от залетевшей в комнату летучей мыши.

Артиллерия внезапно смолкла.

Саперы бегом преодолели последние ярды, начали набрасывать мостки через ров с водой. Только теперь вылезшие из своих укрытий защитники редута заметили приближение нападавших, открыли стрельбу из мушкетов.

За рвом громоздились поваленные деревья с торчавшими во все стороны, остро обрубленными сучьями.

Замелькали заготовленные топоры, расчищая десятки проходов для атакующих.

Соблюдать тишину больше не было нужды — и с диким индейским воплем «вууп-вууп!» американцы ринулись на штурм.

Гамильтон добежал до вздымающегося вала одним из первых. Габриэль Редвуд вынырнул из мрака, водрузил штурмовую лесенку. Гамильтон вскарабкался по ней, ухватился за край деревянного парапета.

Беспорядочная мушкетная стрельба продолжалась, фигуры защитников метались по двору редута.

Вскочивший на ноги Гамильтон едва успел достать из ножен палаш, чтобы отразить удар штыка, нацеленный ему в живот. Но тут же британский гренадер был повален ударом приклада по голове. Белый крест на груди ополченца-спасителя мелькнул перед глазами и исчез в толпе других солдат, стремительно заполнявших стены редута.

Рукопашная схватка длилась недолго. Ошеломленные внезапной атакой, британцы сдавались один за другим. Пленных оттесняли в угол двора, Гамильтону пришлось выставить вокруг них охрану. Он знал, какая жажда мести накопилась в душах его солдат за годы войны, и опасался, не выплеснулась бы она бессудными расправами.

Бой утихал, стали слышны стоны раненых. Зажглись факелы и осветили сцену короткого побоища.

В этот момент какая-то фигура с белым крестом на груди вынырнула из мрака, отбросила мушкет и сжала Гамильтона в коротком, но крепком объятии. В пляшущих отблесках огня он с трудом узнал смеющееся и ликующее лицо Джеки Кустиса.

В ту же ночь французская бригада под командой Лафайета захватила девятый редут. Теперь положение осажденных сделалось безнадежным. Вторая осадная траншея быстро приближалась к их позициям. На территории захваченных редутов были установлены тяжелые гаубицы, каждого ядра которых было достаточно, чтобы разрушить двухэтажный дом. Саперные батальоны готовили штурмовые лестницы с острыми крючьями на концах, которые должны были впиваться в деревянные перила на стенах бастионов.