Бунт отверженных

«Кто же мог меня запалить? – думал он. – Ведь о нападении на директора ресторана знало лишь несколько человек. Антонов? Нет! В этом человеке я уверен, как в себе. Садыков? Он тоже не мог! Они росли с ним в одном дворе и даже ходили в один детский сад. Да и за что он мог со мной так поступить? Оснований у него нет. Дерябин Женька? Нет, не мог. Эта была его затея. Он человек умный, осторожный и если бы решил с ним так поступить, то не на глазах товарищей. Да и причин у него веских не было. Тогда кто?»

Машина дернулась и остановилась. Судя по репликам, раздававшимся с улицы, машина остановилась около ворот МВД. Тазиев нутром почувствовал, что больше никогда не увидит свободы. Тюрьмы он не боялся. Все это было ему знакомо еще с первой его ходки. Да и чего было бояться, статус парня с «Тяп-Ляпа» сразу делал его авторитетом в любом воровском сообществе, ведь не даром их группировка вот уже два года регулярно помогала осужденным, которые содержались в местных колониях и изоляторах.

Ворота заскрипели, и машина, дергаясь, словно в конвульсиях, медленно въехала во внутренний двор МВД.

«Вот и все. Прощай, свобода», – подумал он, выпрыгивая из фургона по команде конвоя.

Милицейские собаки, словно почувствовав в нем арестованного, неожиданно подняли лай, который гулким эхом разнесся по каменному мешку министерства, именуемого в народе «Черным озером».

– Давай, двигай вперед! – скомандовал ему конвоир и с силой толкнул его в спину.

От такого сильного толчка Тазиев чуть не упал. Оглянувшись, он с угрозой произнес:

– Ну, ты, козел! Осторожней не можешь?

Сильный удар резиновой палкой разорвал рубашку на спине. От резкой боли он охнул и замер на месте. Ильяс моментально понял, что если он произнесет еще слово, то его забьют в камере. Он быстро побежал вперед, моментально вспомнив, что нужно делать.

В камере он лег на жесткий топчан и закрыл глаза. Обида душила его, не давая ему нормально дышать и думать. Он снова начал перебирать тех, с кем общался в последние дни перед налетом. Неожиданно он припомнил Сергея Царькова, с которым разговаривал за пять дней до акции.

Три дня назад Ильяс случайно встретил Сергея Царькова на улице Баумана. Сергей был в сильном подпитии и находился в компании незнакомых ему парней. Увидев его, Царьков испугался и укрылся от него за спинами прохожих. Ильяс сделал вид, что не заметил Сергея, хотя и был удивлен его странным поведением. Сергей был командиром пятерки и как никто другой должен был следить за дисциплиной в своей группе, а тут вдруг он сам нарушает установленную в группировке дисциплину.

«Ничего, я с тобой поговорю об этом завтра, – подумал Ильяс. – Посмотрим, что скажешь в свое оправдание. Если не поймет, то пусть Садыков решает, что с ним делать дальше».

На следующее утро он вышел из подъезда своего дома и направился в сарай, где стоял его мотоцикл.

– Привет, Ильяс! Можно тебя на минуту? – обратился к нему Сергей. – Мне нужно с тобой поговорить.

Тазиев остановился на полпути и обернулся. Царьков сидел на лавочке и, по всей вероятности, ждал, когда он выйдет из дома. Зайти к нему домой он почему-то не решился.

– Что тебе нужно? – поинтересовался Тазиев. – Вчера ты прятался в надежде, что я тебя не увижу, а сегодня сам пришел ко мне и хочешь о чем-то поговорить. Ты думаешь, я вчера не видел, в каком ты был состоянии? Ты знаешь, что за это бывает? Что молчишь? Все правильно, за это у нас опускают.

Лицо Сергея побелело. Он еще надеялся, что Ильяс его не заметил, но, оказывается, он глубоко ошибался. Тот не только его заметил, но и обратил внимание на то, что он был в подпитии. Стараясь придать своему голосу больше уверенности, Царьков произнес:

– Слушай, Ильяс! Ты меня знаешь давно. Я надеюсь, ты еще не успел рассказать Садыкову, что видел меня вчера пьяным? Ты понимаешь, так получилось. Встретил знакомых ребят, вот и не удержался. Выпил немного.

Тазиев пристально посмотрел на него, стараясь угадать, что хочет от него Царьков. Он хмыкнул.

– Сергей, ты же знаешь, что сказать правду, это не значит настучать. Что ты от меня хочешь? Ты же сам добровольно подписывался под кодексом поведения. Чем ты лучше других ребят из нашей группировки?

– Ильяс! Об этом никто кроме тебя не знает! Я не хочу уходить из группировки!

– Ты знаешь, что Дерябин в последнее время тебе не доверяет? Он считает тебя крысой, хотя и не говорит об этом открыто! Говорит, что ты не все деньги отдаешь в общак, что часть оставляешь себе. Скажи, это так?

– Это неправда! Пусть докажет! – чуть ли не закричал Царьков. – Так можно любого обвинить.

– Ты знаешь, что будет с тобой, если он это докажет? Да тебя убьют. Я не должен был тебе об этом говорить, но сказал лишь для того, чтобы ты понял, что ты ходишь по лезвию бритвы. Если сорвешься, тебе конец. А, ты вдруг еще и пьешь!

– Спасибо тебе, Ильяс! Я не маленький и все понимаю. Спасибо, что никому ничего не рассказал. Хочешь, я тебе докажу, что я не крыса. Давай, поедем в город, и я прямо при тебе поставлю на гоп-стоп любого мужика, на которого ты покажешь пальцем.