Бунтарь. За вольную волю!

Далеко за полдень послышались голоса, звуки ударов. Михаил встал. К месту ночёвки парни волокли упирающегося Акима. Лицо его в кровь разбито, одежда порвана. На лицах парней синяки. Видимо, сопротивлялся Аким.

– Атаман! Взяли изменника и вора. Денежки при нём были!

Афанасий из-за пазухи вытащил мешочек, бросил наземь. Михаил к Акиму подошёл, посмотрел в глаза. Парень прямого взгляда не выдержал, голову опустил.

– Скажи, Аким, обидел ли я тебя чем-нибудь? Хлебом обделил?

– Не было такого.

– Тогда объясни, почему деньги у своих украл и убёг?

– Избу хотел купить, жить хорошо.

– Ты деньги ватаги украл. Парни, какое определим наказание?

Парни переглянулись, ответить не успели, Аким закричал:

– Вы не княжий суд, а ты, атаман, не губной староста!

– Ой, про закон вспомнил! – всплеснул руками Михаил. – А когда жратву крал и деньги, о законе помнил? Или о парнях, которых голодными оставил? Кстати, где поймали его?

– У парома через Березину.

Где эта река и сколько вёрст до неё, Михаил не знал, но парням не показал.

– Далековато, – протянул он.

– А то! Казнить его! Как изменника подлого! – вскричал Афанасий.

– Кир, твоё мнение?

Кир потрогал заплывший от удара глаз.

– Повесить либо утопить гниду.

Уже два голоса за смертную казнь. Аким дожидаться решения атамана не стал, своей ногой ударил Афанасия под колено, тот упал, а Аким бежать бросился. Нет, любое преступление против своих товарищей наказано быть должно. Михаил выхватил пистолет, выстрелил Акиму в спину. Упал несостоявшийся беглец, застонал. К нему Кир подбежал, саблю выхватил, на Михаила смотрит.

– Не марай руки, сам сдохнет. Деревни далеко, места глухие, помощь оказать некому.

Аким кровь изо рта сплюнул, сказал:

– Чтобы вы все сдохли! Ненавижу!

И испустил дух. Парни в шоке. Свой же, кому верили, предал. А всё деньги, зло в них, не зря в Писании сказано. Кир перекрестился.

Есть было нечего, хоронить Акима никто не собирался. Михаил мешочек с деньгами подобрал. Хорошо, что так кончилось. А доведись стычка, бой, Аким в любую минуту их подвести мог. Как разглядеть человека, если знакомы несколько дней? Воистину – чужая душа – потёмки. Шагали молча. У каждого камень на сердце. Впереди село. Михаил останавливаться не стал.

– Пообедаем в харчевне, горячего хочется.

А приблизились – в селе крики слышны, визг. Из избы выбежала простоволосая женщина, за ней явно один из воинов армии Болотникова. На голое тело кафтан надет с чужого плеча, рожа дикая совершенно. Мужик женщину за волосы схватил, повалил, сарафан задрал, портки с себя снимать стал. Афанасий сплюнул.

– Голытьба подзаборная бесчинствует!

Михаилу увиденное не по душе. Прибить бы насильника. Но с другой стороны – свой, из разбитого войска Болотникова. А ещё – неизвестно, сколько вот таких «воинов» в селе. Да и не воины это, отребье, потерявшее совесть и честь. А может – никогда её не имели. Как образно написал в своё время ленинградец Даниил Гранин, совесть в человеке – это малое представительство бога. И парням противно, но сдержались, мимо прошли. Из следующей избы истошный детский крик. Не выдержал Михаил, туда побежал. Страшная картина открылась. На полу мёртвая, вся в крови, мать. Обезумевший от вседозволенности и крови холоп саблей рубит крестьянина, буквально на куски. На полатях испуганные дети кричат, ручонками глаза прикрыли. Это уже беспредел. Выхватил Михаил пистолет, выстрелил в голову татю. Не воин это, убийца, садист безжалостный. Таким место в аду, а не на земле. Убийца рухнул, дети от грохота выстрела замолчали. Следом за Михаилом в избу вбежали его парни. От увиденной картины застыли. Кир спросил:

– За что же он так с селянами?

Михаил лишь плечами пожал. Для садиста, маньяка, убийцы жалость неведома и причина не нужна. Ему поизгаляться надо, власть над слабым показать. Михаил внутри кипел от негодования.

– Парни, вы сами холопами были, в деревнях жили. Если бы с вашими родителями так? Ни за что?

– Говори, атаман, что делать?

Парни решительно настроены были. Сами убивали, но то в бою, не бесчинствовали. В армию Болотникова пошли за справедливость сражаться, за землю, за сносные условия жизни и работы. Конечно, в боях зачерствели душой, но увиденное их потрясло.

– Идём по избам, накажем всех, кто бесчинствует, зло творит.

Михаил за стол уселся, пистолеты перезарядил. Сабли у него не было, под ногами путается, да и привычнее пистолеты. Как последний шанс на выживание – нож есть. Так и пошли по селу, заходя в каждую избу по пути. Во многих избах избитые, покалеченные, а то и убитые. А мучителей не видно. Подступился к селянину Михаил:

– Кто обидел? Где они?

– Не ведаю, ушли.

– Куда ушли?

Селянин принял их за ту же шайку, явно боялся. Мужик молчал, от страха пальцы на руках мелко дрожали.

– Успокойся, мы грабить и убивать не будем. Губным старостой посланы мучителей покарать.