Бунтарь

— Недобрую. — тяжело вздохнул Адам.

Он и сам полагал, что Натаниэлю лучше примириться с семьёй.

— С этими поповскими детишками всегда одна и та же история. — нравоучительно, хотя и с некоторым сожалением, констатировал полковник, — Выйдя из-под надзора святош-родителей, они как с цепи срываются, и грешат напропалую. Оно и понятно: это всё равно, что привести пятилетнего карапуза в кондитерскую лавку и строго-настрого запретить к чему-либо прикасаться. Он будет терпеть, бесспорно, но отвернитесь, и мальчонка мигом объестся сладостями. — Фальконер неспешно раскурил сигару, — Да и с кровью у них нечисто. Кожа-то темновата для белого. Многое объясняет, если правда. Таким трудно держаться одной линии, твёрдости недостаёт. Из каких они Старбаков? Не из нантакетских квакеров?

— По-моему, да.

Адам, хоть и считал, что отъезд к семье — лучший выход для Натаниэля, испытывал странную пустоту в груди.

— Родитель Ната переметнулся от квакеров к кальвинистам, а Нат в кого решил перекраситься? В южанина? — засмеялся полковник, — Он слишком ветреный, Адам. Ветреный и легковерный. Его ведь даже та театральная дворняжка в два счёта обжулила. А солдату нельзя быть ветреным. Доблесть солдата — постоянство.

Фальконер-старший подобрал поводья:

— Солнце встаёт. Пора.

Они повернули коней и поскакали назад, на юг, туда, где армия Конфедерации готовилась к великой битве у ничтожного ручья Булл-ран у жалкого городишки Манассас, лежащего в сорока километрах от Вашингтона, столицы одного суверенного государства, на территории Виргинии — другого суверенного государства, ещё недавно бывших единым суверенным государством, разделённых по милости Господа и сведённых в драке по милости дьявола.

Старбак домчал по пологому уклону до леса и свернул под сень деревьев. Резко дёрнув удила, так что Покахонтас заржала от боли, он буркнул зло: «Заткнись ты, а?» и сполз с седла. Какие-то птицы перекликались на разные голоса. Какие? А чёрт их знает. Старбак с некоторой долей уверенности опознал бы по виду голубую сойку, кардинала, синицу и чайку. Ещё орла. По крайней мере, он думал, что легко узнает орла, когда назвал орлом парящую над Фальконер-Куртхаусом хищную тварь и был поднят на смех ротой «К», в которой последний остолоп знал, что идиотский комок перьев в небе зовётся ястребом. Любой остолоп, но не второй лейтенант Старбак. И здесь он опозорился.

Намотав поводья на низко растущий сук, Натаниэль уселся на выступающий из земли корень и достал помятое отцово письмо. Восходящее солнце золотило верхушки деревьев. Стрекотал сверчок. Что мог написать отец, и в каких выражениях, Натаниэль приблизительно представлял, а потому удостоверяться в собственной правоте не спешил. С другой стороны, уж лучше так, письмом, чем лично, лицом к лицу, в затхлом, заставленном книжными шкафами бостонском кабинете, стену которого преподобный увешивал палками, как другие — удочками и саблями. «И испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас» — любимейшая цитата отца, каждую букву её он палкой вбивал в спину сына за малейшую провинность. «И испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас» Лейтмотив всего детства Натаниэля.

Старбак скривился и развернул письмо:

«Преподобный Элиаль Старбак полковнику Вашингтону Фальконеру.

Мой дорогой сэр!

Я получил Ваше письмо от 14-го числа и хотел бы выразить Вам от своего имени, а также от лица моей дражайшей половины искреннюю признательность за проявленное Вами христианское человеколюбие. Не стану скрывать своего глубочайшего разочарования в сыне. Господь в превеликой мудрости щедро одарил Натаниэля умом и иными способностями; мы, со своей стороны, старались воспитывать его в соответствии с Писанием, надеясь, что мальчик со временем станет нести свет Слова Христова. Увы, сын разбил нам сердца, свернув на кривую дорожку порока. Я — разумный человек и понимаю, насколько безрассудна порой юность, но в самом дурном сне мне не могло бы привидеться, что Натаниэль, которого я готовлю себе в преемники, бросит колледж ради блудной девки и скатится до кражи!

Тем не менее, Господь учит нас прощению и если Натаниэль, как Вы пишете, искренне раскаивается, наш христианский долг проявить милосердие и даровать ему прощение. Очевидно, что в служители Господа ему дорога заказана. Ограбленному им господину по фамилии Трабелл я возместил убытки, а от Натаниэля потребую возместить мне убытки честным трудом и солёным потом. Кузен моей возлюбленной супруги имеет адвокатскую практику в Салеме и согласен взять Натаниэля к себе помощником.