— …все хорошо, — доносится до меня. — Нет, Ливия не пострадала, но могла бы.
Голос кажется мне знакомым, а еще мне кажется, что в нем звучит укор.
Что произошло? Мысли кажутся тяжелыми, но еще более тяжелой себе кажусь я сама. Я даже пошевелиться не могу, не то что поднять голову. Но, кажется, придется. Особенно после следующего замечания:
— Мне бы хотелось, чтобы после обмена силой в сознании оставались и я, и она.
Этот голос я узнаю безошибочно.
Снежный!
И сразу приходят воспоминания о том, что произошло. Я широко распахиваю глаза, снова наталкиваюсь на его взгляд, который, ударившись о мой, темнеет. Потом замечаю, что мы не одни: нахмурившись, сложив руки на груди, рядом с моей постелью еще стоит Каэтан. Целитель явно не доволен положением дел, что же касается его величества, он не просто стоит на ногах, он вполне себе бодр и весел. Ну хорошо, с весельем я погорячилась, потому что его взгляд сумрачный, как предвестник снежной бури, но в остальном… с ним все хорошо.
Я же напоминаю себе выжатую досуха тряпочку.
— Выйди, — командует он, и Каэтан беспрекословно подчиняется. Правда, его чемоданчик остается стоять на столе, а это значит, что он собирается вернуться. Что же касается меня, лучше бы он не выходил. Последнее, что я помню — как пыталась вытащить его величество из непроглядной тьмы и как он на меня набросился, после чего во тьму затянуло уже меня.
— Тебе не стоило так опрометчиво рисковать, приближаясь ко мне, — выдает он.
Пожалуйста! Прямо так и хочется ему ответить, но в этот момент Снежный опускается на мою кровать, и во мне заканчиваются слова. Зато начинаются эмоции, и все не сказать чтобы приличные, потому что его ладонь накрывает мою, а после он переворачивает ее и подносит мои пальцы к губам.
— Ты спасла мне жизнь. Спасибо.
У меня точно не слуховые галлюцинации? Правда-правда? А то, может, я уже того, и мне все это чудится? Но нет, я определенно не того, потому что его сильная ладонь неожиданно согревает мои пальцы, а это прикосновение… оно определенно лишнее. Особенно когда я в лежачем положении. То есть в полулежачем: у меня под спиной и под головой ворох подушек, но дела это не меняет. Осторожненько извлекаю пальцы из ладони его величества и убираю руку подальше.
Правда, толку от этого мало. Она все равно горит. Полыхает.
— Что произошло? — спрашиваю, покосившись на сидячее величество.
Ему не говорили, что это по этикету недопустимо? А то, как меня отчитывать, так всегда пожалуйста, а сам на этот этикет… айсберг положил.
— Ты делилась со мной силой, но я был слишком слаб. Поэтому, когда почувствовал твой огонь, твою силу, набросился на тебя. Этого я не помню. Помню только, что видел твой свет. — Он снова потянулся к моей руке, а я от греха подальше сунула ее под одеяло.
Теперь, чтобы дотянуться до второй, ему надо было перегнуться через меня, а этого этикет совершенно точно не вынесет. Даже при том, что его уже придавило айсбергом.
Не получив мою руку, Снежный слегка нахмурился, но все же продолжил:
— Ослепительный. Яркий, как солнце. Как сама жизнь. В себя я пришел от того, что меня от тебя оторвали. Мои братья. Каэтан… был слегка раздосадован.
Какой-то слишком откровенный разговор у нас получается.
Закусив губу, спросила:
— А что было бы, если бы не оторвали?
Снежный нахмурился еще сильнее.
— Вероятно, тебя бы не было. Но этого больше не повторится, Ливия. Каэтан с помощником займутся изучением твоей особенности, в том числе и нашей связи. Я буду лично контролировать все исследования, поэтому можешь не сомневаться, твоей жизни больше ничто не угрожает.
Я ему верила. А еще я была рада, что он жив. Настолько, что впору опасаться за собственное благоразумие. Нет, радоваться тому, что ты спасла жизнь — это нормально. Ненормально радоваться
Не могла и не буду, и лучше не надо.
— И как разорвать эту связь.
Снежный нахмурился сильнее:
— Что?
— Как разорвать нашу связь, — повторила я. — Вряд ли вы будете счастливы, если всю оставшуюся жизнь будете зависеть от меня. Даже если найдете способ как превратить меня в ваше личное солнышко на веки вечные.
Вот и что ему на этот раз не понравилось? Снова превращается в снеговую тучу.
— Ты права, — говорит он и поднимается.
Вот и хорошо!
— О нашем секрете знают только мои братья, Каэтан и его помощник. Говорить об этом кому-то еще я запрещаю.
Запрещает он!
— Как скажете, — согласилась я, и глаза Снежного превратились в две узкие щелки. Я же сложила руки на груди. — Ваше величество.
Последнее добавила вроде как по этикету, но получилось почему-то язвительно. Какое-то время мы смотрели друг на друга и молчали, но в нашем молчании мне чудилось гораздо больше слов, чем в самом яростном диалоге.
Потом Снежный все же произнес:
— В таком случае возвращаю вас Каэтану. Ливия, — он сделал акцент на моем имени точь-в-точь с теми же интонациями, что и я на его титуле. — Доброй ночи.