Бессонов хватает меня за плечи и садит обратно на кровать, склонившись надо мной как скала.
— Я могу многое стерпеть. Могу стерпеть твои выходки, потому что ты мне неравнодушна. Могу стерпеть этого ублюдка, потому что он сам по себе дерьмовый человек… Но то, что эта тварь посмела тебя тронуть — никогда. Василиса, неужели тебе плевать, что с тобой так поступили? Это ненормально!
— Он был в своём праве. Мне нужно было меньше молоть языком и тогда бы…
— Замолчи! — рявкает на меня Кир, взбесившись. — Совсем из ума выжила? Ты покрываешь насильника и оправдываешь его действия самым тупым способом. Я не дам тебе возможности быть жертвой, слышишь? Сейчас же приводи себя в порядок, иди завтракать и жди психолога, — он указывает рукой на ванную комнату.
Мои губы подрагивают от заколотившейся в груди внезапной боли, из-за которой выступают слезы на глаза. Неужели я мало пережила, чтобы снова окунаться в этот вязкий омут ненависти и мести?
— Мне не нужен психолог, — мой голос сбивается, когда в горле появляется спазм.
— Ты себя слышишь?
— Слышу…
— Хоть раз сделай так, как я говорю и доверься мне. Я стараюсь тебе помочь! — вскидывает он руками. Бессоно отходит от меня и отворачивается к окну.
— Я уже один раз доверилась тебе, Кирилл. Ты помнишь, чем это закончилось? — сбивчиво произношу я, стараясь сдержать слезы.
— Помню. И я всё исправлю, если ты не будешь перечить мне на каждом слове, — кидает он через плечо. — Психолог придёт. Говорить с ним или нет — твоё право.
— Тогда зачем этот психолог нужен, если я не хочу с ним говорить? — срываюсь я на всхлип.
Зачем он мучает меня?
Бессонов поворачивается, оценивающе пробежавшись по мне взглядом, жалкой и слабой девочке с которой ему приходится возиться.
— Если ты не хочешь выглядеть, как затравленная мышь в норе — заговоришь, — в его голосе сквозит сталь и холод. — Рано или поздно ты будешь на приёме у психолога. Вопрос только с чьей помощью — моей или твоих родителей. Выбор за тобой, Василиса.
— Почему ты всегда всё решаешь сам? Разве трудно хотя бы раз выслушать меня?
— Сейчас мне нужно решать всё самому, потому что ты делаешь глупости — губишь себя и своё здоровье, — он тяжело выдыхает. — На этом закончим, — неожиданно говорит он, как только я открываю рот. — Хочешь мне сопротивляться — продолжай в тоже духе и загоняй себя в клетку, если она тебе так нравится. В любом случае психологу быть, и он будет ежедневно, пока ты не пойдёшь на контакт. Принуждать к самому разговору с психологом или шантажировать тебя я не собираюсь. Тебе стоит взять ответственность на себя и подумать о том, что произошло. Когда ты это сделаешь — зависит только от тебя.
Он разворачивается и выход из комнаты, оставляя меня в слезах и смятении.
***
Кирилл:
Я захожу в его кабинет. Чувствую себя некомфортно. Мы не общались больше трех лет, несмотря на то, что отец постоянно делал попытки со мной поладить. Если бы не Василиса, вряд ли бы вообще пришёл.
Он откладывает бумаги, посмотрев на меня поверх своих очков, едва заметно дернув бровью от удивления. Эта странная привычка, которая передалась мне, очень знакома и напоминает о том, как всё было раньше. Как было всё до того, когда у нас была семья.
— Давно тебя не видел, Кирилл, — говорит он, складывая на столе руки в замок.
Я прохожу через его кабинет и сажусь на кресло, забывая все слова, которые планировал сказать. Я знаю, что ради моего расположения, отец сделает всё возможное, но… У нас слишком напряженные отношения, чтобы я обращался к этому человеку за помощью. Но я должен, иначе не смогу выстоять в одиночку.
— Мне нужна твоя помощь, — выжимаю из себя не то просьбу, не то требование.
— Проблемы с учебой? Я видел, что ты сдал…
— Нет. У меня нет проблем с учёбой. Я обращаюсь к тебе с просьбой отчислить одного ублюдка из университета, — перебиваю я, смотря в сторону. Испытывающий взгляд я ощущаю буквально кожей. — Станислав Ковалёв.
— Это… Неожиданно, — замялся отец. Он откидывается на кресло и потирает подбородок. — Ты же понимаешь, что я не могу отчислить студента только по твоему желанию?
— Поэтому я прошу, — цежу сквозь зубы. — Я знаю, что Ковалёвы одни из спонсоров университета, но это не значит, что их выродок — неприкосновенный.
— Да, Ковалёвы — одни из основных спонсоров. Даже если я подниму вопрос на совете об отчислении их сына, все будут против.
— Значит, если мой отец декан — я могу вытворять беспредел и меня также не отчислять? — скептически хмыкаю.
— Ты и без моей поддержки ведешь себя не слишком тихо, к тому же давно научился решать свои проблемы в одиночку, — замечает отец и наши взгляды пересекаются. — Кирилл, личные вопросы не могут решаться с помощью отчисления. К тому же, если поднимется вопрос о вашей личной стычке — скорее отчислят тебя, чем Ковалёва.
Я устало потираю переносицу. Этот гад, всё-таки, неприкосновенный.
— Мне плевать на этого… Ковалёва. Он позволяет себе слишком много.
— Кирилл, я обязательно тебе помогу, когда буду понимать суть твоей проблемы, — отец настойчиво таранит меня взглядом.