Буратино ищет клад

Действительно, попасть в такую маленькую прыгающую мишень было гораздо труднее, чем в широкую спину папы Карло. Раздался выстрел. Пуля просвистела над головой мальчишки, оторвала кисточку на его колпачке и улетела в море. Буратино свалился на дно лодки, полежал, убедился, что живой, и поднялся. Он снова залез на лавочку и стал терпеливо ждать, пока Фырдыбас перезарядит пистолет и будет снова в него целиться. Зачем зря прыгать-то.

И вдруг в тишине раздалось презрительное мяуканье:

— Ма-а-з-и-ла!

Разбойник повернул голову и увидел кота.

— Это ты про меня, дохлая кошка? — заревел он, как бык. — Про лучшего стрелка на всем свете! Сейчас я тебе покажу, какой я мазила!

И он стал целиться в кота, приговаривая:

— Как раз — в самый раз, врежу пулю между глаз!

Кот опомнился и стремглав бросился наутек.

— Ага! Испугался! — закричал разбойник и кинулся вдогонку. Через секунду они скрылись за выступом скалы.

САМЫЙ МЕТКИЙ СТРЕЛОК

Карабас, лиса Алиса и Дуремар стояли около хижины и ждали выстрела. Наконец, он прозвучал, и из-за камней выскочил живой кот. Правда, ухо его было прострелено, и из него текла кровь. С воем кот залез под крыльцо хижины и там притих.

Прибежал запыхавшийся стрелок:

— Где эта недобитая кошка? Сейчая я сверну ей шею!

Лиса, поняв, что дело принимает серьезный оборот, толкнула в бок Карабаса, — надо кота спасать — еще пригодится, выступила вперед и почти пропела:

— Ура! Ура! Великому стрелку слава!

За ней стали кричать «Ура!» и бить в ладоши Карабас и Дуремар. Подлетела ворона и на всякий случай тоже закаркала «Ур-ра!» А лиса продолжала:

— Как вы удивительно точно попали в самый центр уха кота! Кроме вас, никто бы этого сделать не смог!

— В самый центр?! — обрадовался Фырдыбас. — Я же говорил, что я…

— Что вы самый меткий стрелок на всем свете! — угодливо закончила за разбойника лиса. — К тому же кот Базилио очень вам благодарен за дырочку в ухе. А сережку с одной жемчужиной я подарю ему сама.

— Не с одной, а с тремя! — не выдержал и закричал из-под крыльца кот. — Мы так договаривались!

Но ни эти безделушки, ни сам кот Базилио разбойника уже не занимали.

— Где баркас? — свирепо осведомился он.

— Уплыл, и нам его уже не догнать, — со вздохом ответил Карабас.

— Не догнать?! Ну, это мы еще посмотрим! Недаром моего папу звали Фырмырдыбей — гроза всех морей! Он мне оставил некоторое наследство. Га-га-га, гу-гу-гу!

С этими словами разбойник поспешил в хижину. Вышел он, неся в руке клетку с попугаем и бормоча себе под нос:

— Я про тебя не забыл, ты у меня еще похлебаешь соленой водички на глубоком месте…

— Это что, и есть наследство? — шепотом спросил Карабас и презрительно уставился на попугая.

— Нет, — усмехнулась лиса. — Это конец попугаю. А наследство — что-то другое.

— Кар-га! Будешь сторожить дом до моего возвращения, — приказал Фырдыбас вороне и решительно зашагал вдоль берега.

Лиса и Карабас в недоумении переглянулись, но все же двинулись за разбойником. Поплелся и Дуремар. Кот, посидев для безопасности в своем убежище, решил не отставать. Потирая ноющее ухо, он вылез и направился вслед за остальными.

Баркас с беглецами между тем отплыл довольно далеко. Папа Карло отложил весло и приладил к мачте парус.

Буратино сидел на скамье и грустно разглядывал свой колпачок без кисточки.

Папа Карло погладил его по деревянной голове:

— Спасибо, сынок. Сегодня ты спас мне жизнь.

— А я теперь всегда буду твоим спасателем, — сказал Буратино.

ПОД ЧЕРНЫМ ФЛАГОМ

Рыбачий баркас с настоящим большим парусом скользил по морю легко и быстро. Дул попутный ветер, и путешественники надеялись, что к вечеру будут дома.

Сундучок стоял на корме лодки. Его решили пока больше не открывать.

Папа Карло очень устал от тревог последнего дня, чувствовал себя плохо, лег на дно баркаса и уснул под мерное его покачивание.

Буратино был печален. Ведь он не сумел освободить попугая. Хотя и обещал. А так настоящие друзья не поступают.

— Неужели Перико придется всегда сидеть в клетке? — грустил мальчик.

Мальвина после стольких волнений разрешила себе немного помечтать и обдумывала свои будущие наряды. Очень ей жалко было жемчужного ожерелья. Оно так подошло бы к ее праздничному платью. Но что поделаешь.

Артемон, извините, искал блох.

Мона лежала на солнышке и залечивала ранки на теле, которые образовались от долгого сидения на цепи.

Пьеро сочинял мечтательные стихи:

Мы откроем поскорей
Чудо-театр для друзей.
Без билета приходи,
Кого хочешь приводи.
Можешь младшую сестренку,
Можешь песика, котенка,
Можешь даже поросенка!..

Ко всеобщей радости

Раздалим мы сладости.
Станут есть конфеты все.
Буду я конферансье.
Буду я читать стихи.
Будут зрители «хи-хи»…

Тут Пьеро запнулся и перестал сочинять. Последняя рифма ему не понравилась.

— Чего это они смеяться надо мной будут? -забеспокоился он.