Буратино - правда и вымысел. Часть 3. Чугунные крылья Икара

Паскуале шёл в гору, не разбирая дороги, он продирался сквозь заросли кустарника, спотыкался о камни и мечтал встретить ручей или хотя бы лужу, чтобы выпить воды. А уже темнело. Наконец мучимый жаждой сторож упал в колючий кустарник и заплакал. И не было у него сил, чтобы хотя бы вылезти из кустов и освободить от уколов измученное тело. А кроме уколов растения, неприятности ему доставляли и штаны, которые натирали мягкие ткани. Порыдав немного и попроклинав всех бандитов, хулиганов и прочих изготовителей горячительных напитков, он, наконец, собрался с духом и вылез из кустов, раздирая при этом и кожу, и одежду о шипы. Сетка-авоська истерзала мужественную руку сторожа, и Паскуале, поглядев на труп друга человека, отбросил его в сторону, но поклялся:

— Жучка, я этих скотов… Не прошу. Ненавижу. Клянусь.

Отбросив ненужный ему уже труп четвероного друга, сторож двинулся в темноту, уходя от угольного склада всё дальше и дальше и распугивая шумом и особенно запахом птиц и других обитателей этих горных склонов.

Глава 6 О том, о чём не говорят вслух

Описывать разговор Буратино с околоточным не имеет смысла. При всех своих многочисленных недостатках синьор Стакани был, в общем-то, человеком честным и даже, в какой-то мере, порядочным. Вернее, он пытался быть таковым, но обстоятельства всегда почему-то были выше его порядочности, как и в этот раз. Когда Буратино объяснил ему суть дела, Стакани вскочил, затопал ногами и начал что-то кричать и даже цитировать какого-то губернского начальника. Он стал грозить нашему герою всеми карами небесными и даже возбуждением уголовного преследования. Но всего одна фраза Пиноккио сломила дух этого честного человека. А звучала она так:

— Один цехин в месяц. Неплохая прибавка к зарплате, не правда ли? — спокойно сказал Буратино и положил на стол перед Стакани монету.

— Ты, это… — околоточный пригрозил Пиноккио пальцем, — не очень-то там…Поосторожнее, мало ли что.

— Не извольте беспокоиться, главное, что мы с вами друзья, — сказал наш герой.

Обменявшись такими загадочными фразами, «друзья» расстались, а Стакани остался в мучительных размышлениях. Монета, конечно, монетой, вещь серьёзная, но дело, что ни говори, было тоже непустяковое. И после некоторых раздумий околоточный, не будь дурак, прыгнул в бричку и отправился к начальнику городской полиции синьору полицмейстеру Калабьери — посоветоваться. А заодно и поделиться цехином. Не прост был наш околоточный, ведь делился он не только деньгами, но и ответственностью. Рассказав всю ситуацию непосредственному начальнику, он стал смотреть, что будет дальше. А дальше случилось вот что. Калабьери был человек грузный, он носил усы, плавно переходящие в баки, и имел гипертонию, и от всего услышанного он стал потихоньку краснеть. Причём местами покраснение приобретало лиловый оттенок. Его глаза выпучились необыкновенно, и он вдруг выдал скороговоркой набор слов и фраз, передававших всё его душевное состояние в эту минуту:

— Подлец! Коррупция! Под суд! Разжаловать! Не вижу альтернатив! Честь офицера! Поганый цехин! Банда жуликов! И я в том числе! — при этом он каждое слово сопровождал ударом кулака по столу. И каждый удар Стакани чувствовал, как будто били его. — Невиданное дело! Какая мерзость! Где, я вас спрашиваю!… Кто бы мог подумать!… Змею пригрел!… Суд офицерской чести! В свете решений и директив министерства!… Показательный процесс! — продолжал бушевать капитан.

Сам околоточный имел стабильное кровяное давление, но в этот момент в голове у него зашумело, а в ушах послышался звон, перед глазами поплыли круги: «Пропал, пропал ни за грош», — билась единственная мысль в голове у Стакани.

А ураган начальственного гнева стал понемногу утихать.

— Как вам это только в голову взбрело… Столько лет безупречной службы… Я-то считал вас, не побоюсь этого слова, своим боевым товарищем… Ай-ай-ай.

— Это у меня, кажется, на почве ангины, — прокашлявшись, вяло защищался Стакани, — от холодного, знаете ли, квасу. Помутнение рассудка, сам не знаю, что говорю.

— А у доктора были? — участливо поинтересовался Калабьери.

— Никак нет, служба не позволяет, всё дела да дела, — отвечал околоточный.

— Вы человек, конечно, завидно молодой, но уже не в том возрасте, чтобы пренебрегать своим здоровьем. Тем более что ангина даёт такие кошмарные осложнения… Кстати, дружище Стакани, чисто товарищеская просьба…

— Я слушаю вас, господин капитан, — оживился околоточный.

— Не найдётся ли у вас пятьдесят сольдо в долг, отдам при первой возможности? — немного смущаясь, спросил полицмейстер.

— Конечно, конечно, — засуетился околоточный, — только у меня один цехин, берите его весь.

— Ну что вы, весь мне не нужен. Я лучше вам сдачу дам, — улыбнулся Калабьери. — Вот, держите пятьдесят сольдо сдачи, можете не пересчитывать.

— Спасибо, — сказал Стакани.

— Да нет же, это вам спасибо, выручили. А то у меня у внучки вот-вот день рождения, а денег на подарок, как на грех, нету.

— Господин капитан, какие вопросы, я всегда к вашим услугам.