— Частенько, у меня уже и дружок есть, извозчиком работает, ему уже скоро пятьдесят лет, а он мне пряники возит, бусы жёлтые подарил. Я их забыла надеть. Ну и с ребятами с улицы иногда. А иногда к докерам в порт хожу. Они люди нежадные тоже. Один мне подарил платок с розами, и деньги, опять же, дают, — говорила Анжелка, покуривая папироску.
— А болезней не боишься? Или беременности?
— Ох, и нуднявый вы, дядечка, нет чтобы приятственным делом заняться, так он вопросы дурацкие задаёт, — сказала девица и вдруг оживилась, — а может, вам французская любовь нравится или ещё кое-что. Так не стесняйтесь, я умелая. Я уже всё пробовала.
— Докурила? Иди, — оборвал её Пиноккио.
Девица встала нехотя, взяла куклу и сказала презрительно: — Вы, дядечка, чудной какой-то, с придурью, видать.
— Иди, а то уши оборву.
— Пошла я, только вы дяде Луке не говорите, что ничего у нас не стало.
— Ладно.
Когда она вышла, Буратино облегчённо откинулся на спинку стула.
— Мой первый сексуальный опыт будет не самым приятным воспоминанием, — сказал он и погрузился в нерадостные мысли. О работе, о далекой, как звезда, кареглазке, о жизни и прочих вещах.
Глава 9
Война или мир
От этих мыслей его оторвал Рокко, он вошёл и с порога сказал:
— Гости к нам.
— Кто?
— Виторио Барера по кличке Рыба с дружком, я его не знаю.
— Чего им надо?
— Говорить хотят.
Буратино вышел на улицу и увидел двух весьма прилично одетых синьоров.
— Добрый день, господа, — поздоровался Буратино.
— Здравствуй, братан, — один из синьоров протянул ему руку, на которой красовался крупный бриллиант, — меня зовут Виторио Барера, давненько я хотел с тобой познакомиться.
— Меня кличут Буратино, — сказал Буратино, пожимая волосатую лапу.
— Знаю, парень, о тебе весь город только и говорит. Молодой, мол, да ранний!
— Чем обязан, синьор Виторио, столь приятному визиту?
— Складно говоришь, браток, не то, что наши олухи, — ухмылялся Барера, — видать, в школе учился. А вот мне не довелось, с малых лет в море, с малых лет.
— Судя по вашему виду, отсутствие образования вам не сильно повредило.
— Это да, — не без гордости согласился Виторио, — у меня, брат, есть хватка, да такая, что и многим образованным поучиться.
— Ни секунды не сомневаюсь.
— А хозяйство у тебя, я вижу, серьёзное, — оглядывался Барера, — вон даже под навесом у ручья полицейский прохлаждается.
— Бродят вокруг много, так и смотрят, что стянуть, — пояснил Буратино.
— Это да, разной сволочи развелось много. Так я вот что тебе предложу, парень, ты продай мне своё хозяйство, цену дам хорошую.
Это предложение ошарашило нашего героя настолько, что несколько секунд он даже не знал, что ответить.
В его душе тёмной волной рос гнев на этого расфуфыренного кретина, который осмеливался предложить ему продать то, что выстрадано и создано тяжёлым трудом. По сути, Рыба предложил продать ему его детище. Почти ребёнка.
Едва сдерживая злость, Буратино ответил:
— Вы знаете, я не вижу необходимости продавать дело.
— А это ты, братец, врёшь, — улыбнулся Барера и погрозил пальцем, — ой, врёшь. Всё ты, брат, знаешь, всё видишь, ты смышленый. Понимаешь ведь, что мы тебя раздавим. Нет-нет, не подумай, что мы убийцы какие- нибудь, мы тебя своим товаром и ценами придушим так, что тебе закрыться придётся самому. А тогда, когда дела твои совсем ни к чёрту будут, ты всё равно придёшь к нам, но тогда мы тебе хорошей цены не дадим. Нет, братец.
— А какую цену вы дадите сейчас? — спросил Буратино.
— Десять цехинов, — сказал Виторио и тут же достал из кармана монеты,
— бери, и расходимся друзьями.
— Вы шутите, синьор Барера, — улыбнулся Буратино, — нам наше дело обошлось в шестнадцать цехинов чистоганом, не считая работы.
— Даю двадцать, и ещё шесть за ту водку, которая у вас в сарае. Идёт?
— Синьор Барера, — снова улыбнулся Буратино, — это вопрос серьёзный, и так просто я его решить не могу. Это не только моё дело, но ещё и ребят, нам нужно всё обсудить, всё взвесить.
— Обсуждай, парень, но помни, чем хуже будут твои дела, тем меньше я буду предлагать тебе. А в том, что твои дела будут ухудшаться, я не сомневаюсь, и не потому, что ты дурак там или трус, а потому как ты ещё молод и не можешь противиться всем людям чести нашего города. Мы, братан, ещё покрепче тебя будем, твоё время ещё, брат, не пришло. Дай нам, старикам, повеселиться, и вот мы от дел отойдём, тогда ты и покоролюешь. А мы уж тебя не забудем, — Барера наклонился к самому уху Пиноккио и прошептал, — можем объявить тебя человеком чести и даже взять в долю. Процентов на пять. Думай. Даю три дня на раздумье. Через три дня не поленюсь, опять приду. А ты мысли пока, соображай.
Он хлопнул Буратино по плечу и пошёл к коляске.
А Буратино остался стоять и растерянный, и подавленный, и обрадованный одновременно.
В его голове пульсировала фраза: «Человек чести, человек чести, человек чести».
Вид его был настолько ошарашенный, что Рокко подошёл к приятелю вплотную и спросил:
— Чего он тебе сказал, Буратино?
— Он предложил мне стать человеком чести, — медленно выговаривая слова, отвечал Пиноккио, — в обмен на наш заводик.