Пиноккио даже начал курить от расстройства. И начал он, как все, по одной или две штуки в день.
Видя такое состояние своего главаря, бандиты пришли к выводу: шефа надо чем-то взбодрить. И Лука сказал:
— Я знаю, что надо. Завтра будет всё нормально. Уж не сомневайтесь. Он исчез, а наутро следующего дня постучал в дверь кабинета.
— Ну что вы там скребётесь, входите, — буркнул Пиноккио.
— Это я, — сказал Лука, входя.
«Какую весть принёс посланец горечи? Хороших я давно уже не слышал».
— Да никакую я не принёс, я это… Анжелку привёл тебе. Она согласная, — Лука заговорщицки и ехидно подмигнул.
— Какую ещё Анжелку? — нахмурился Буратино. — Ты, вообще, о чём?
— Здрасьте, пожалуйста! То всю голову мне пробил: приведи Анжелку да приведи Анжелку. А как привёл, он спрашивает, что за Анжелка. Ну та девка-лисопет, дохлая которая, я же про неё тебе рассказывал. Не помнишь, что ли?
— Это которую ты на огороде поймал, — вспомнил Пиноккио.
— Ну! Она самая.
— И что, она согласна?
— Согласилась. За банку леденцов, два пирожных и за красную шелковую ленту.
— Нашел время развлекаться, — буркнул Буратино.
— Так получилось.
— И где она?
— Да вон, за дверью. Позвать?
— Зови, — сказал Буратино и подумал: «Вот чёрт тебя, Лука, надоумил, мне сейчас не до девок». Но отказываться было нельзя, что Лука мог подумать?
— Эй, Анжелка, заходи, — крикнул Лука в коридорчик, и через минутку в комнатушку вошла худенькая девочка лет тринадцати.
Она была длиннонога, угловата, слегка конопата. Под мышкой девица держала тряпичную куклу. И, надо отдать должное, она нисколько не смущалась. И ни капельки не стеснялась, в отличие от Буратино.
— Здрасьте, — нагловато сказала Анжелка, глядя на Пиноккио изучающе.
— Ты глянь, Буратино, она даже ногти на ногах красной краской намазала, — усмехнулся Лука.
— Дурак вы, дядечка Лука, — нагло заявила девочка, — это не краска, а педикюр.
— И губищи намазала, когда ты успела только? Шла же сюда с нормальными губами, — удивлялся Крючок.
Но девица только махнула на него рукой как на абсолютно безнадёжного человека.
Буратино осмотрел девочку. Он отметил педикюр на босых ногах, густо намазанные губы и сбитые коленки. Никаких эротических ощущений вид Анжелики у него не вызвал.
— Может, водочки мне нальёте, — произнесла девица, усаживаясь за стол и укладывая свою куклу на бумаги.
— Вот я тебе сейчас налью по шее-то, — пообещал Крючок.
— А чего? — удивилась Анжелка, — жалко, что ли?
— Сопливая ещё водку жрать. Вон воды из ручья похлебаешь.
— Ничего не сопливая, уже пила сто раз.
— Зачем тебе водка? — спокойно спросил Буратино.
— А с водки я становлюсь отчаянная, да и миловаться с водкой веселее, главное — не перепить, ну да я свою норму уже знаю.
— Ну ладно, вы тут разговаривайте, я пошёл, — деликатно удалился Лука.
Буратино продолжал пристально рассматривать ребёнка и думать, как же ему с честью выпутаться из этой идиотской ситуации.
— Ну что, водочки нальёте? — не вынесла долгой паузы Анжелка.
— Тебе сколько лет?
— Пятнадцать, — нагло соврала девчонка.
— Врёшь.
— Ну четырнадцать.
— Будешь продолжать врать, уши накручу, — пообещал Пиноккио.
— Ну какой вы, дядечка, нуднявый, ну чего причепились, как пиява к заду.
Буратино только тяжело вздохнул в ответ.
— Ну так что, водки не нальете? — продолжала Анжелка.
— Нет.
— А Лука говорил, что вы нежлобный. А вы зажмотили водки. Вон у вас весь двор ею заставлен.
Пиноккио понял, что эта наглая девица начинает его раздражать.
— Ну ладно, не дадите водки — не надо, я без водки могу. Мне раздеваться или так, по-быстренькому, помилуемся? А у вас кровать тут имеется, я на кровати люблю.
Буратино взял со стола куклу и протянул её Анжелке.
— Держи и давай-ка, милая, домой иди, а то тебя мамка, наверное, ищет.
— А чего? Не хотите, что ли? — разочарованно спросила девица. — Зачем же я сюда шла?
— Ничего, прогулялась, это для здоровья полезно.
— Чудной вы какой-то, дядечка, — сказала девка, презрительно оглядывая Буратино.
— Давай, давай, иди отсюда, — стал выпроваживать её Пиноккио.
— А понаобещали-то… и ленту, и леденцы, и пирожное, а сами вон какой, — закончила Анжелка, — я сразу поняла, жлобный вы.
— Ленту и всё остальное у Луки возьмёшь.
— Да, так он мне и даст за здорово живёшь, если бы я знала, что так будет, я бы ни за что не пришла бы.
— А ты ему скажи, что всё сделала и что я остался доволен, — сказал Буратино и подумал, что это выход.
— Ага, а вы потом ему скажете, что я ничего не сделала, он мне ухи открутит, — продолжала ныть девчонка.
— Не бойся, я ему скажу, что ты была на высоте, и он никогда не узнает, что у нас ничего не случилось, — пообещал Пиноккио.
— Честно?
— Честно.
— Ну тогда дайте папироску, — сказала девица, настроение которой явно улучшилось.
— На и иди.
— Нет, я тут покурю, а то дядька Лука не поверит мне: скажет, что больно быстро мы управились.
Она закурила, совсем как взрослая, снова положила грязную куклу на бумаги и спросила:
— А чего же вы меня не возжелали? Я вам не пришлась?
— Пришлась, настроения просто нету, не до тебя мне сегодня, — соврал Буратино. — Ты вот лучше скажи: часто этим делом занимаешься?