Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что почти все внимательно слушают, что он говорит. Эти собрания проходят не в зале заседаний и не нуждаются в том, чтобы кто-то вел протокол. Именно поэтому в «Фокс Бурбон» все чувствуют себя семьей — они просто общаются. Линкольн и Эйс взяли за правило беседовать с каждым человеком, от экскурсоводов и бондарей до тех, кто работает на линиях розлива и маркировки. Я сама видела, как их сотрудники начинали чувствовать свою значимость. Это работает.
Он словно какой-то маяк, потому что, когда мои глаза находят Гранта, стоящего в стороне, он тоже наблюдает за своим братом. Небрежно прислонившись к стеллажу с деревянными досками, он стоит, скрестив руки на груди. Похоже, он предпочел бы сейчас заниматься чем-нибудь другим, а не слушать.
— Здесь мы гнем наши бочки с помощью огня, — объясняет Линкольн.
Один из новых менеджеров по социальным сетям спрашивает:
— Разве не металлические обручи придают им нужную форму?
Линкольн не успевает ответить, потому что Грант издает звук, который привлекает не только мое внимание. Он ухмыляется, переступает с ноги на ногу и скрещивает их.
— Грант, хочешь подменить меня здесь?
Он поднимает руку в сторону брата, жестом показывая «нет», но когда его глаза снова встречаются с моими, я не могу удержаться и бросаю невербальный вызов, приподнимая бровь и облизывая губы.
И тут он делает нечто неожиданное. Молчаливый брат Фокс разводит руки и громко, чтобы слышала вся комната, говорит:
— Ты забываешь о самом важном, брат. — Его глубокий голос звучит властно, и от его интонации каждая клетка моего существа замирает. — Все вы знаете, что для того, чтобы бурбон назывался бурбоном, он должен быть выдержан в совершенно новой бочке из американского белого дуба. Как только капля «white dig» коснется его, она станет бурбоном. Это будет не очень хороший бурбон, но технически это бурбон. — Это вызывает легкий смех.
Не сводя с меня глаз, он говорит:
— Мы здесь любим огонь.
Это высказывание пробегает по моим рукам и вниз по животу, как будто произнесенное для меня лично. Внезапно я чувствую тепло во всем теле. Мой вызов только что возымел обратный эффект, потому что он не просто говорит. Он практически приказывает мне слушать.
— Бочки Фоксов гнутся огнем, как и сказал Линкольн. Мы хотим, чтобы они были податливыми. Это подготовка к тому, что произойдет дальше. Используя тепло, чтобы согнуть древесину именно так, как мы хотим, мы пробуждаем нужные ароматы раньше. Мы повторяем это несколько раз. Поджигаем их. Чтобы они были влажными и упругими. Это заставляет древесину расслабиться. А затем мы снова поджигаем их, чтобы придать нужную форму.
Я сглатываю, в горле пересохло, а пульс участился.
Кто-то позади меня выкрикивает:
— Похоже на обжиг.
Это вызывает смех. Все это время его глаза не отрываются от меня, пока он не выдавливает из себя улыбку. И в этот момент чары или то, что только что захватило меня в его словах, рассеивается.
— Тогда начинается карамелизация. — Он снова улыбается, и, черт возьми, мои трусики намокли. — Нам нравится делать это медленно. Мы не торопим бочки. Так же, как мы не торопимся с бурбоном.
Он ненадолго переключает свое внимание на Линкольна.
— Твой мир, Грант, продолжай в том же духе.
Черт возьми, это действительно именно его мир. Почти час спустя мы все еще говорим о бочках. Он не составил нам компанию в главном доме за гамбургерами и пивом, но привлек всеобщее внимание. В том числе и мое — я думаю о нем еще долго после того, как возвращаюсь в свой коттедж.
Когда я поднимаюсь на крыльцо, к моей входной двери прислонен пакет с мармеладными червяками, который можно разделить на двоих.
НЕИЗВЕСТНЫЙ: Не наступи на свой подарок.
Я не могу удержаться от улыбки. Грант.
ЛЕЙНИ: Откуда у тебя этот номер?
НЕИЗВЕСТНЫЙ: Раньше был копом, помнишь?
Как я могла забыть?
НЕИЗВЕСТНЫЙ: А еще я владею компанией, в которой ты сейчас работаешь. Плюс Хэдли. Честно говоря, есть бесчисленное множество способов, которыми я мог бы его узнать.
Уверена, я выгляжу нелепо, глупо улыбаясь своему телефону, но мне все равно. Мне нравится получать милые сообщения и жесты от Гранта.