— Уверен, что работает, но я обычно пью кофе в главном доме. Это дает мне повод увидеться с Гризом утром, прежде чем я отправляюсь на винокурню.
— Здорово, что ты так близок с семьей.
Его глаза на секунду поднимаются, чтобы встретиться с моими, а затем опускаются обратно, чтобы отрезать кусочек пирога. Там уже не хватает приличного куска.
— А как насчет тебя? Ты общаешься со своими?
Я сглатываю и думаю, как ответить. Сейчас нет необходимости лгать.
— На самом деле у меня никого нет. Мой отец умер сразу после того, как я окончила школу. Он не поддерживал отношений со своей семьей, поэтому мы всегда были только вдвоем.
— Должно быть, это было нелегко. Мне жаль слышать о твоем отце.
Поставив тарелки, он протягивает мне еще одну вилку.
Я киваю ему и умиротворенно улыбаюсь. Я никогда не знала, как реагировать, когда люди говорили, что сожалеют о моем отце. Я не хотела говорить, что все в порядке, потому что на самом деле не было ничего хорошего в том, что кто-то умер. Он не был болен и не страдал. Его чествовали за то, что он погиб при исполнении служебных обязанностей. Переговоры, в результате которых шальная пуля попала чуть выше бронежилета. Я не могла никому сказать, что это нормально, что я потеряла свою единственную семью. Моего самого любимого человека в мире. Поэтому я просто принимала их соболезнования и старалась помнить, что он погиб, пытаясь спасти кого-то. Если бы существовал какой-то путь, он бы выбрал именно его. И до недавнего времени я этого не понимала.
Я поднимаю взгляд от своей тарелки, стараясь не погружаться в воспоминания. Магнит на боку его холодильника привлекает мое внимание — диспенсер конфет PEZ «Принцесса Корона».
Он замечает, на что я смотрю.
— У Лили были кошмары сразу после смерти мамы. Линкольн убедил ее, что конфеты PEZ содержат суперспособности. После этого мы держали их практически везде. Она действительно в это поверила. — Его глаза встречаются с моими. — Нам всем иногда не помешала бы такая суперсила. Так что он до сих пор лежит там, где она его оставила. На случай непредвиденных обстоятельств.
Как я могу не растаять, услышав это?
— В детстве папа водил меня на фабрику PEZ. Я думала, что это будет такое огромное место, как шоколадная фабрика Вилли Вонки, но это оказалось больше похоже на музей, чем на конфетную фабрику. Теперь, когда я вспоминаю об этом, я испытываю разочарование. Но день был хороший, и я купила диспенсер «Звездные войны». Я храню его в нашей памятной шкатулке.
— Ты должна показать его Лили. Может, тогда она поверит мне, что они не пополняются автоматически.
Я прочищаю горло, моя грудь сжимается.
— У меня ее больше нет.
Ненавижу, что мне пришлось оставить ее вместе с другими вещами, которые помогали мне вспоминать моего отца, когда я прикасалась к ним. Вздохнув, я откусываю кусочек персика, пропитанного бурбоном и покрытого сахарным сиропом с корицей, и наслаждаюсь вкусом.
— Получилось лучше, чем я ожидала.
Повернувшись к Гранту, я обнаруживаю, что он смотрит на меня. Я никогда не решалась смотреть кому-то в глаза. За исключением случаев, когда речь касается его. Просто изучаю оттенок орехового цвета его глаз. То, как густая щетина очерчивает контур его губ, заставляет меня задуматься, будет ли она колоться, если я поцелую его. Может быть, дело в том, что он сидит близко и тоже смотрит на меня, или в том, что до него я ни с кем не чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы не отводить взгляд.
Он сглатывает, и я слежу за движением его кадыка. Когда я снова поднимаю взгляд, он смотрит на свою вилку с куском пирога перед тем, как запихнуть ее в рот. Я стараюсь не обращать внимания на каплю сиропа с бурбоном, оставшуюся на его нижней губе, и на то, как его язык высовывается, чтобы слизнуть ее.
— Значит, у тебя нет семьи, а как насчет друзей?
Друзья. Настоящие друзья без серых линий, которые неизбежно приведут меня к беде или, что еще хуже, снова собьют с толку.
Я прочищаю горло, и его глаза опускаются к моему рту.
— Люди, которых я считала своими друзьями, оказались в лучшем случае знакомыми.
— Тогда Колорадо не очень-то похож на дом. Ни семьи, ни друзей.
— Нет, не похож. — Фиаско уже больше похож на дом, если друзья — это способ оценить, каким должен быть дом. Я работаю с Эйсом и Линкольном, но Хэдли быстро становится моей подругой. И несмотря на то, что он сказал вчера вечером, Грант, возможно, и не хочет быть другом, но между нами… что-то есть.
Он возвращается к своей тарелке и берет еще. С полным ртом он говорит:
— Это чертовски вкусно, Лейни.
От этого комплимента мне становится лучше. Печь было весело. А делиться — еще приятнее.
— В этом и заключается прелесть чего-то нового. Ты можешь начать все с чистого листа. Завести новых друзей, — говорит он, подмигивая.
— Ты говоришь, основываясь на собственном опыте или прочитал это на крышке «Snapple»?
Он смеется над моими словами.
— Я всегда любил этот персиковый чай со льдом.
Больше он ничего не говорит. Я знаю, что это не все. Он — тридцатилетний полицейский в отставке, у которого теперь совершенно другая работа. Он начал все сначала.