Бурбон и ложь

Стараясь держать телефон как можно ровнее, она светит на неровный гравий длинной дороги к винокурне.

— Это не безумный вопрос. Я взрослая женщина, и мне кажется, что ты не часто катаешь кого-то на спине. — Она смеется, а потом добавляет: — Если только я не ошиблась в тебе, ковбой. Ты часто катаешь девушек?

— Ты всегда говоришь все, что у тебя на уме, или я просто особенный?

Она хмыкает.

— В последнее время я говорю все, что у меня на уме. Никакого фильтра. — Затем, как ни в чем не бывало, она говорит: — Это был простой вопрос.

— Чушь собачья. И ты это знаешь.

Она опускает подбородок мне на плечо.

— Хм, может, и нет.

Ее руки крепко обнимают меня, и я не упускаю, как ее губы медленно приближаются ко мне. Но от ее следующих слов я почти теряю равновесие.

— Может быть, ты просто особенный.

Ее руки сжимают меня чуть крепче. Я наслаждаюсь тем, как ее ноги обхватывают меня. Как ее грудь трется о мою спину, а ее ладонь и пальцы вцепились в мою рубашку чуть ниже шеи. Сохранять расстояние было бы разумнее. Не так сложно. Я не хочу быть другом, а что-то большее было бы безрассудством. Я давно принял решение похоронить эту часть своей жизни, но сейчас мне чертовски приятно прикасаться к ней.

Мои руки чуть крепче обхватывают заднюю поверхность ее бедер. В ответ она сжимает их по бокам от меня.

— Кто сегодня присматривает за Джулеп? Я удивлена, что она не пошла с нами, — спрашивает она, прерывая мои размышления.

Я снова подбрасываю ее, чтобы она лучше держалась, и продолжаю двигаться в сторону винокурни.

— Гриз заходит к ней несколько раз в течение дня, если я на работе или занят. Хотя, чаще она приходит к нему, а не наоборот.

— Значит, она присматривает за ним?

Я улыбаюсь, потому что это именно то, что она делает.

— Она умная и следит за своими людьми.

— Она и мне составляет компанию. Все К-9 уходят на пенсию вместе?

— Обычно да. Если собака прошла обучение вместе со своим куратором, жила с ним, ее трудно передать другому полицейскому. Она упряма и не очень дружелюбна к людям, которых не знает. — Я слегка поворачиваю голову, чтобы взглянуть на нее. — Кроме тебя, видимо.

Мы подходим к рикхаусу³³, нашему самому старому складу, где хранятся выдержанные партии, и я вижу, что в нем горит свет. Учитывая, что время экскурсий уже давно прошло, я сомневаюсь, что в это время кто-то двигает бочки.

— Не возражаешь, если мы сделаем небольшой крюк?

Она поднимает голову и смотрит туда же, куда и я.

— Один из рикрайдеров оставил свет на северном конце рикхауса.

— Рикрайдер?

— Сомневаюсь, что они себя так называют, но да, рикрайдер. У нас есть команда, которая следит за бочками. Они передвигают бочки, поочередно заносят их в наши склады и вывозят из них.

Когда я поднимаюсь по пандусу и прохожу через двойные двери, воздух становится еще более спертым и влажным.

— Все рикхаусы находятся на вашей территории?

Несмотря на то, что дом обветрился и поизносился, она видит его таким, какой он есть.

— Это невероятно. Я о стольком и понятия не имела.

— Мы производим много бурбона. Поэтому в соседнем округе есть еще несколько десятков, где хранятся бочки, которые мы выдерживаем всего четыре-пять лет. — Я оглядываю потрепанное ветрами помещение. — Может показаться, что это самая скучная часть процесса, но именно здесь происходит больше всего событий.

Она смеется.

— Ты слишком прямолинеен, Грант. Как я могу после этого воздержаться от комментариев? Там, где происходит больше всего событий…

Я не могу сдержать улыбку. Черт, большинство моих улыбок связано с ней. Я знаю, что в ней есть нечто большее, где-то под всеми этими слоями, то, что она хочет сохранить для себя, а это легкая и игривая ее версия. К ней меня тоже тянет.

Я кричу:

— Кто-нибудь еще здесь? Дэйв? — Помолчав, я жду ответа. — Тим? Картер? Вы еще здесь?

Я позволяю Лэйни соскользнуть с моей спины, и ее ноги касаются цементного пола.

Она поднимает раненую ногу и смотрит на порез, который кровоточит немного сильнее, чем я предполагал.

— Может, у тебя здесь есть пластыри?

— Оставила их дома.

Усмехаясь, я обхватываю ее за талию и поднимаю на бочку с бурбоном.

— Посмотри на себя, — говорит она, кивая на мою грудь. — Ты только что прошел не меньше мили или двух с коалой на спине, а потом поднял меня, как будто в этом нет ничего особенного.

Я ухмыляюсь. Она придает слишком много значения моей заботе о ней. Но я приму это.

— Ничего страшного, сладкая.

Ее взгляд скользит вниз по моей груди и обратно с таким выражением, что мне становится чертовски приятно. Она останавливается на моих губах и говорит:

— Это было сексуально, Грант.

Это замечание поражает меня в живот и, прокатившись по всему телу, бьет прямо в мой член.

— Я не могу понять, то ли ты такой, какой есть, то ли ты выпендриваешься передо мной.

Господи, я хочу эту женщину. Я стягиваю футболку и отрываю один из рукавов.

Она смеется.

— Да. Ладно, выпендривайся.

Я не могу сдержать улыбку, которая расплывается на моем лице, когда я поднимаю ее лодыжку.

— Дай посмотреть.