Бурбон и ложь

— Ну и что? Это бизнес. — Он поднимает руки. — Оглянитесь вокруг, придурки. На что, по-вашему, мы живем? Как, по-твоему, платятся налоги за землю, кто из вас беспокоиться о составлении бюджета? Тебе переплачивают. Ты ведь знаешь это, правда? — Он запускает пальцы в волосы. — Линк хотя бы прошел обучение и получил степень магистра. Если он пойдет работать на другую винокурню, то будет получать похожий доход. Но ты, — он показывает на меня, — твоя зарплата сильно завышена, Грант.

Я отмахиваюсь от него.

— Надо было лучше вести переговоры, говнюк.

Он расплывается в улыбке и опускает взгляд. Попался.

Я смотрю на Линка, который тоже улыбается.

— В его словах есть смысл.

— Отлично. Тогда помоги мне организовать это грандиозное празднование 100-летия таким масштабным, как я планировал, а я не буду приставать к тебе с управлением. Это хороший повод для продвижения бренда, и если мы сможем поддержать ажиотаж, то сможем договориться о сотрудничестве с другими брендами.

Я перевожу взгляд на Линкольна, приподняв бровь.

— Ты слышал это? Я просто коп в отставке, который в свободное время изготавливает дубовые бочки.

— Ладно, ублюдок. Прости. Я знаю, что ты вкалываешь как проклятый.

Может, сейчас самое время сказать им об этом. Но как только я открываю рот, чтобы рассказать, чем я занимаюсь и где выдерживаю эти бочки, врывается Джулеп. Лает и толкает меня в ногу.

— Эй, Джулс, что происходит? — спрашиваю я, как будто она в состоянии ответить, в чем дело. Но я знаю свою девочку. Что-то взбудоражило ее настолько, что она пришла за мной. Она снова лает и отходит к двери, ожидая, что я пойду за ней.

Я оглядываюсь на братьев и машу рукой, уже почти выходя за дверь.

— Пойду посмотрю, что там происходит.

Линкольн кричит:

— Иди. Мне все равно нужно забрать девочек.

Я ускоряю шаг и иду за Джулеп. Она вернулась домой после того, как я закончил сегодня на винокурне, но у нее есть доступ к нашему дому и дому Эйса. Уже почти восемь вечера, но это больше похоже на золотой час, когда солнце опускается к линии горизонта.

Джулеп останавливается, чтобы подождать меня, и снова лает. Она умная собака. Даже помимо того, что она прошла подготовку для службы в полиции, она умеет читать людей, и я всегда чувствовал, что это помогает мне, когда она рядом. Дело не в том, что она проголодалась или хочет погрызть косточку перед сном. Что-то случилось. Я бегу трусцой, чтобы догнать ее, по мощеной дорожке, соединяющей главный дом с моим. И коттеджем. Я не вижу, чтобы в доме Лейни были открыты какие-либо двери или окна, но я все равно захожу проверить.

Как только я ступаю на крыльцо, Джулеп начинает лаять у меня за спиной, и я слышу музыку. Негромко играет «Fleetwood Mac», а Лейни во весь голос поет о том, что кто-то идет своим путем. Невозможно не улыбнуться, когда я поворачиваюсь. Но когда я вижу ее, улыбка исчезает. Я оцениваю всю сцену — Джулеп лежит рядом с поилкой для лошадей, а Лейни сидит в наполненной водой оцинкованной ванне, ее золотисто-клубничные волосы собраны на макушке в беспорядочный узел, а руки свисают по бокам. В одной руке она держит длинную красную лакричную конфету, в другой — кусок пиццы, и, запрокинув голову, выкрикивает слова песни. Но не это самая отвлекающая часть. Нет, это ее голые плечи и спина, которые опираются на спинку ванны. Она что, напилась? Она купается на моем заднем дворе.

Я подхожу ближе, и она, должно быть, слышит мое приближение, потому что ее голова поворачивается в мою сторону. На ее лице появляется улыбка.

— Не хочешь присоединиться ко мне, ковбой?

Я не могу не усмехнуться этому зрелищу, и убавляю громкость на ее портативной колонке.

— Похоже, там немного тесновато, сладкая.

Она слегка поворачивает голову, продолжая улыбаться своими прелестными губами. Округлость ее груди выглядывает из-под руки, когда она двигается.

— Не твоя сладкая, помнишь?

Я не хочу ничего помнить. Мне нравится, как она реагирует, когда я ее так называю. Я останавливаюсь, потому что, как бы мне этого ни хотелось, я не могу воспользоваться ситуацией и увидеть то, что, как я знаю, мне не следует. Но, черт возьми, как же мне этого хочется.

— Фанатка «Fleetwood Mac»?

— Все фанатеют от «Fleetwood Mac». — Она откусывает кусок пиццы. — Мой отец тоже их любил. И «The Doobie Brothers». Он так переживал, когда они распались — это было задолго до моего появления. Но он сказал, что это был самый грустный номер «Rolling Stone», который он когда-либо читал.

Что же такого в этих мелких деталях, которыми она делится, что мне так хочется узнать больше? Это не должно быть таким захватывающим. Но обнаженная, лишенная музыкального слуха женщина, сидящая в слишком маленькой ванне и выкрикивающая слова песни, как будто она бэк-вокалистка Стиви Никс, привлекает гораздо больше моего внимания, чем я показываю.

— Грант, давай, перекусишь со мной.

Покачав головой, я улыбаюсь.

— Я пытаюсь быть джентльменом, Лейни. Думаю, если я подойду ближе, то увижу гораздо больше, чем следовало бы.

Она смеется и издает издевательский удивленный возглас.