Бурбон и ложь

Я не иду за спичками и очками. Вместо этого я в несколько шагов оказываюсь перед ее креслом, опускаюсь на колени, чтобы поймать ее взгляд, и говорю:

— Что бы или кто бы не расстроил тебя, я готов поспорить, что они не стоят твоих слез.

Две слезинки скатываются из глаз, когда она опускает взгляд. Я не задумываюсь о том, что делаю, и почему мне это необходимо, но я утираю каждую из них подушечками больших пальцев.

— Или книга оказалась отстойной? — спрашиваю я шутливо.

Она смеется.

— Я не должна плакать из-за этого.

Я вытираю еще несколько слезинок, которые стекают по ее лицу.

— Просто эмоции захлестнули. Это случается с лучшими из нас.

Она снова смеется, и ее взгляд встречается с моим.

— Почему ты плачешь, сладкая?

Я беру бутылку из ее рук и делаю быстрый глоток. Честно говоря, мне нужно больше. Есть что-то в том, как первый глоток бурбона касается языка и горла. Но мне нужно, чтобы это напомнило мне, что это неразумно — подходить так близко, утешать ее.

— Ты расстроилась, что я прервал твою вечеринку топлесс в поилке для лошадей?

Она смеется.

— Голую вечеринку. Не топлесс.

Я провожу рукой по лицу и шепчу:

— Черт.

Когда я снова поднимаю взгляд, ее глаза задерживаются на моих губах, а затем возвращаются наверх. Да, я могу потеряться в этой женщине. Так потеряться, что потом не смогу найти пути назад. Этот поцелуй был чертовски хорош, но я могу оставить его в прошлом. Я могу взять себя в руки и изо всех сил стараться не желать большего.

Было бы неплохо сменить тему.

— Что еще, кроме фабрики PEZ?

Она улыбается мне и откидывается назад, на ее лице появляется вопросительное выражение.

— Когда я думаю о своих любимых вещах, мне всегда становится легче.

Плотнее завернувшись в полотенце, она поднимает голову к небу.

— «Zoltar».

— Автомат предсказаний?

Она отрицательно качает головой.

— Не предсказаний. Будущего. Например, когда Том Хэнкс пожелал стать взрослым, а на следующий день превратился в тридцатилетнего.

Что ж, теперь мне любопытно.

— И что тебе напророчили в будущем?

Она снова смотрит на мои губы, словно хочет заставить меня чувствовать себя неловко или представлять то, что я никак не могу забыть.

— Неважно. У меня его больше нет. — В ее улыбке сквозит грусть. — И если ты потерял карточку, это в любом случае не произойдет.

Я пожимаю плечами.

— Все равно любопытно.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — шепчет она.

Я киваю и отпиваю еще, прежде чем снова посмотреть на нее.

— Как ты думаешь, если сделать что-то хорошее, можно ли так стереть плохое?

Мои колени ноют от желания подняться из этого скрюченного положения, но я не могу. Не тогда, когда она спрашивает меня о таких вещах. Я молча улыбаюсь и сажусь на землю перед ней.

Она подносит к моему рту красную лакричную конфету. Я открываю его и откусываю от жевательной вишневой палочки.

— Я думаю, что мир устроен не так. Вещи можно разделить на черное и белое. На правильное или неправильное. А вот причины, по которым они делаются, — почему — вот что может быть серым.

Я опираюсь предплечьями на согнутые колени и наблюдаю, как она кивает в ответ на мои слова.

— Что плохого ты могла сделать? — Несколько недель назад я мог предположить практически что угодно, но время, проведенного с ней, заставляет меня чувствовать, что это я могу сделать что-то плохое любому, кто мог причинить ей боль.

— То, что люди обычно ненавидят. — Она тянет руку за бутылкой. Я передаю ее обратно, прекрасно осознавая, как при этом ее пальцы снова касаются моих. Ее язык высовывается и проводит по горлышку, когда она прижимает бутылку к губам.

Я невольно сглатываю в ответ. Одно это небольшое движение бьет меня прямо в живот, а затем спускается к паху. Вместо того чтобы заполнить наступившую тишину, я даю ей возможность успокоиться и сказать мне все, что ей нужно, чтобы почувствовать себя лучше. Я жажду услышать от нее хоть что-то похожее на правду.

— Я влюбилась в Филиппа, когда мне было шестнадцать. Он был моим первым… всем. Я была блаженно наивна, думая, что просто проживу с ним жизнь. Даже когда его семья переехала, я продолжала писать ему. Из-за этого у меня никого не было в колледже, а потом я потеряла отца.

Она снова поднимает взгляд, ее глаза наполняются слезами. Она смахивает их и опускает взгляд на свою руку, которую я только что накрыл своей.

— Продолжай, я слушаю.

Она нахмуривает брови, как будто переживает все прямо сейчас, рассказывая мне об этом.

— Мы потеряли связь. Я стала жить дальше. В основном. Я переехала в город и начала работать в компании по организации мероприятий, клиенты которой сильно отличались от тех людей, среди которых я выросла. В итоге я действительно преуспела в этом. Клиенты хотели, чтобы я организовывала их мероприятия и свадьбы. Я сделала себе имя. — Она прочищает горло. — В Колорадо.

Лгунья. Она никогда не была в Колорадо. Но все остальное, что она говорит, кажется слишком искренним, чтобы не быть правдой.