Бурелом

Турасов, шагая по ночным улицам поселка, продолжал недоумевать — откуда такое многословие у главного инженера. До этого он знал его, как замкнутого и ретивого, даже очень ретивого исполнителя всех его директив. На миг появилась мысль — прикрылся партийным билетом, чтобы выступить поядовитей, больнее укусить. И, кажется, он достиг своего: партийное бюро присоединилось к его мнению. Вынесли решение передать дело на бюро райкома партии. Тищенко приложил два слезливых письма его бывшей жены… Но стиль, стиль писем, пусть даже написанных собственной рукой Кати, был не ее. Она просто-напросто была глупее и уж во всяком случае не знала и не понимала проекта Волошиной, который якобы взят под его, Турасова, защиту лишь в силу полюбовных связей. Так и написано «полюбовных».

К ногам Турасова выкатился черный взъерошенный комочек — собака. Она залилась звонким лаем и отвлекла Турасова от его размышлений. Он было хотел пнуть песика носком сапога, но потом пожалел. Проклятая жалость! Она как червь грызла Турасова с того самого дня, когда он снова увидел сынишку… Катя знала, чем можно его поранить. Ей кто-то сообщил о намерении Турасова жениться на Волошиной. До того она была спокойна, разыгрывая соломенную вдову, но при известии, вероятно, взяло верх женское самолюбие. Ведь сынишку она могла оставить у бабушки, он, собственно, и воспитывался там… Катя уверяла, что с бабушкой ему лучше, а, они еще должны пожить в свое удовольствие…

«А я идиот, круглый идиот, — бранил себя Турасов, — так безропотно принимал ее капризы и ни разу не настоял на своем… И сейчас так жалко сына…

Кто-то на партийном бюро задал стереотипный вопрос: «А куда вы, товарищ Турасов, смотрели раньше?» Есть такие вопросы, на которые просто невозможно ответить. «Куда я смотрел раньше? Смешно и дико». Тут, как нарочно, пришла на ум поговорка: все невесты хорошие, откуда берутся жены плохие? Турасов, кажется, улыбнулся… Это все и испортило. Тищенко наклонился к секретарю парткома, покачал головой: как, мол, нехорошо улыбаться, когда задают серьезные вопросы…

В темном переулке, куда не доставал свет от лампочек на столбах, Турасов вспугнул парочку. Они, вероятно, узнали директора и, стесняясь его, спрятали лица и теснее прижались к плетню. Турасов поспешил миновать парочку, дальше надо было пройти мимо своей квартиры. В окнах горел свет. Турасов прибавил шаг, но тут он увидел по ту сторону окна Тищенко. Тот, видимо, что-то говорил, жестикулируя правой рукой. За столом сидели жена Тищенко и Катя.

Турасов остановился, пораженный этим открытием. Неизвестно, сколько бы он простоял так, если бы вдруг Тищенко не обернулся к окну. Турасов, как мальчишка, пойманный за подглядыванием в чужие окна, отпрянул в тень. Тищенко задернул шторки.

«Вот дьявол!» — мысленно выругался Турасов.

Турасов давно перебрался в леспромхозовскую гостиницу. Жил он в отдельной комнате, питаться ходил в столовую. А то целыми неделями мотался на своем «козлике» по участкам. В такие дни, уйдя с головой в заботы, он как бы жил не своей жизнью, а всех тех, с кем приходилось сталкиваться по работе. Рабочие уважали Турасова за открытый характер… Турасову пришли на ум слова Тищенко, как-то сказанные им в одну из таких поездок: «Вы, Сергей Лаврентьевич, извините, но, по-моему, вы излишне панибратствуете с рабочими…» — Тищенко был из отставных военных, но работать в леспромхоз пришел значительно раньше Турасова. Говорят, что он был в большой дружбе с бывшим директором леспромхоза. Пользуясь слабоволием того, чувствовал себя здесь полным хозяином. «Что вы понимаете под этим словом «панибратствуете»? — сказал тогда Турасов. — У меня такое впечатление, будет вам не в обиду замечено, что вы обращаетесь с рабочими, как с солдатами…» Тищенко через силу улыбнулся: «Острите, Сергей Лаврентьевич», — и постарался изменить тему разговора.

Турасов просыпался под шарканье веника уборщицы, которая подметала коридор. Это шарканье всегда раздавалось под дверьми в одно и тоже время — в семь утра. Хотя в эту ночь Турасов уснул очень поздно, однако встал точно «по расписанию уборщицы». Умылся в порядке очереди (только что встали рабочие, проживающие в гостинице) и направился к конторе. До начала рабочего дня он успевал сходить в столовую и позавтракать, но сегодня изменил своему распорядку. Отчего-то не хотелось появляться в многолюдном месте: о решении партийного собрания, наверное, уже многие знают в поселке, если не все… Шагая по улице, Турасов покрутил головой — ни облачка. Снова, как и в предыдущие дни, солнце обещало вылить на землю снопы жарких лучей. «Сплав, сплав задержали по первичным рекам, — обеспокоенно думал Турасов. — Уровень воды в реках продолжает спадать…» Потом мысли вернулись к Тищенко. Неужто под его диктовку писались жалобы?