Бурелом

— Вот эта латна, — говорил довольный Уктубай. — Теперь мультук берем, горы, тайга идем, маленько стреляем. Глаз только плохой стал, — пожаловался он. — Белка плохо видим. Ильгей белка бьет. Уй баба, — зацокал языком старик. — Шибко тайга знает. Козла бьет, кабаргу бьет, колонок петля ставит. Ходи тайга вместе с Ильгей.

Но Крапивницкому в конце апреля навсегда пришлось оставить стоянку Уктубая. Случилось это так.

Возвращаясь с охоты, он заметил возле аила группу вооруженных всадников, которые, спешившись с коней, о чем-то разговаривали со стариком. Спрятавшись за ствол дерева, Крапивницкий продолжал наблюдать. Двое из приезжих были в солдатских шинелях, на голове островерхие шлемы-буденновки, остальные в шубах и шапках, с красными повязками на рукавах. Один из них Крапивницкому показался знакомым. Амыр, его бывший проводник! Это он привел красных на стоянку Уктубая! Бежать, бежать немедленно. Крапивницкий оглянулся. Сзади — полная опасностей тайга, впереди в долине — люди, которые наверняка его ищут.

Избегая проторенных троп, поминутно озираясь, Крапивницкий начал удаляться все дальше и дальше в тайгу и к вечеру достиг вершины Бешпельтирского хребта. Ночь провел, не зажигая костра, в небольшом углублении наподобие грота в скале, чутко прислушиваясь к лесным шорохам. Недалеко гукнул филин. От неожиданности Крапивницкий вздрогнул.

— А, черт бы тебя побрал, — выругался он и, обхватив ствол ружья, попытался заснуть.

Но сон не шел. Пугала неизвестность, на Крапивницкого нахлынуло тоскливое чувство одиночества. «До каких же пор это будет продолжаться? Бродишь по тайге, как сахалинский бродяга. Почему я не могу жить как цивилизованный человек?»

В эту ночь Крапивницкий впервые почувствовал душевную усталость. Его сознание неотступно сверлила мысль о бренности бытия. Тяжело вздохнув, он уронил голову на колени и закрыл глаза.

Проснулся от холода. Поеживаясь, вышел из укрытия и метнулся обратно. Недалеко между деревьями в предрассветном сумраке показался зверь. Он уставил на человека удлиненную, как у барсука, морду с маленькими свирепыми глазками. Затем зверь легко метнул свое грузное туловище, покрытое густой коричнево-бурой шерстью с рыжеватыми полосками на боках, и исчез в, полусумраке.

Крапивницкий знал по рассказам Уктубая коварность и злобу встреченного хищника. Это была росомаха.

Солнечный восход Крапивницкий встретил в одном из ущелий Бешпельтира, на берегу небольшой, но бурной речки. Сыро, сумрачно. Лучи солнца проникли в ущелье лишь в полдень. Развел костер и зажарил убитую накануне тетерку. Открыл вещевой мешок и пересмотрел свое имущество: коробка спичек, небольшой узелок с солью, десятка два ружейных пистонов, рог, полный пороха, и кусок твердого, как камень, овечьего сыра. Надолго ли хватит этих запасов? Недели на две, а дальше что? Крапивницкий огляделся. С северной стороны — голые скалы, напоминающие островерхие башни старинного замка или гладко срезанные столбы; на противоположной стороне, откуда он спустился, — стена сплошного леса; выше, где заканчивалась их граница, — корявые карликовые березы и редкий кустарник.

Весь день ушел на устройство шалаша из веток лиственницы.

Шла вторая ночь, как Крапивницкий ушел со стоянки Уктубая. Утром он увидел на солнечных местах фиолетовые соцветия бадана и голубые фиалки. Лиственницы, казалось, были пронизаны мягкими, полными света лучами. Где-то в верховьях прошел сильный дождь, и горная речка, гремя на перекатах, стала выходить из берегов. Крапивницкому пришлось перенести свое жилье выше к скалам.

Ночью проснулся от сильного шума. Речка несла подмытые деревья, кустарник, и на одном из ее поворотов образовался затор. Вода подступила уже к скалам. Собрав поспешно свое несложное имущество, Крапивницкий стал карабкаться вверх. Передохнул на одной из площадок, прислушался. Вода внизу продолжала бурлить, как бы преследуя человека. Ее уровень начал стремительно подниматься. Крапивницкий снял со спины мешок и вплотную прижался к скале. Темень, грохот взбесившейся реки, каскады брызг у ног заставили его в поисках выхода на ощупь обследовать площадку. Потрогав ее края, почувствовал, как рука повисла в черной пустоте, и он поспешно отполз к стене.

До утра не смыкал глаз, и когда на востоке показалась пурпуровая полоска света, Крапивницкий вздохнул с облегчением. Предметы стали отчетливее. Он взглянул на край площадки, и ему стало не по себе: там, где ночью его рука нащупала пустоту, зияла пропасть. Как отсюда выбраться? Огляделся еще раз и, заметив справа площадки выступ камня, поднялся на ноги. Над головой неширокая расщелина, в ней, спускаясь отростками вниз, толстый корень кедра. Почти рядом с ним — узкая полоска мелкой россыпи камней, тянувшаяся вверх.

«Если уцепиться за корень, переметнуться на россыпь и по ней выбраться из ущелья? А вдруг камни придут в движение и я скачусь в поток? Что же делать? Попытаюсь».