Бурелом

— Ясно, не чета, скажем, Лукьяну, — вмешался в разговор Прохор. — Тому житье, а нам вытье. Ты вот прошлый раз начал рассказывать нам про большевиков, да помешал двоеданский псалмопей, который принес тебе лагушку для починки, — продолжал Прохор.

— А-а, помню, помню. Правда, тогда не удалось объяснить, но сегодня, думаю, никто нам не помешает, — Красиков подсел ближе к ребятам, начал свой неторопливый рассказ о партии Ленина.

— Вот это здорово! Значит, большевики стоят за то, чтобы фабрики и заводы отдать рабочим, а землю — тем, кто ее пашет. Только я так думаю, Вася, — возвращаясь от Кирилла уже в сумерках домой, говорил Прохор, — что это дело не так-то просто. Вот, скажем, Лукьян отдаст свои пашни так себе, за спасибо? Нет, тут, брат, тово, без драки не обойдется, — увлеченно продолжал Прохор.

— Ты, я вижу, начинаешь в этой самой политике мало-мальски разбираться, — улыбнулся своему дружку Василий.

— Да я ее, кроме дяди Кирилла, еще по самоучителю учу.

— Как по самоучителю? По нему можно только на гармошке или на балалайке учиться, — Василий от удивления остановил своего приятеля.

— А вот так, Вася, смотрю на жисть и примечаю, кто как живет, кто чем дышит.

— Все мы одним воздухом дышим.

— Я не в этих смыслах. Вот, скажем, целовальник на копейку рубль наживает или Лукьян. Робили мы осенесь у него на молотьбе и что получили? Вот тебе и самоучитель.

Некоторое время парни шли молча. Первым заговорил Василий:

— Сходим еще раз покараулим избу Ильи?

Они молча повернули с улицы в переулок. Накануне до Обласова донеслось, что парни из двоеданской слободки хотят вымазать дегтем ворота приехавшей с кордона Гликерии. Две ночи Василий и Прохор подкарауливали камышинцев, но безуспешно — те не появлялись. Да и сама Гликерия эти дни сидела дома. Правда, раза два сходила на могилу Савелия, поплакала, — все же он относился к ней хорошо, не обижал. И с чего это обозлились на нее камышинские ребята и погрозили вымазать ворота дегтем? Недаром говорится: вдоветь — вдвое терпеть.

И вот уже третью ночь Обласов с Прохором дежурят возле ее избы.

И на этот раз парни залегли возле забора, положив рядом с собой колья. Спустилась ночь. В переулке было тихо. Собаки, и те не тявкали. Тянуло к дремоте. Ночь была теплой, слабый ветерок доносил запахи распускавшихся почек и горьковатой полыни. На берегу озера тревожно прогоготали гуси. Василий приподнял голову, прислушался и подтолкнул Прохора.

От воды вдоль берега двигалась небольшая цепочка людей.

— Не камышинцы ли? — высказал свою догадку Василий. — Если они подойдут к воротам, бери кол и за мной, — прошептал он.

— Но их, кажись, много, — пристально вглядываясь в темноту, ответил Прохор.

— Тогда так сделаем. Когда я выскочу из засады, ты кричи: «Федька, Назар, забегайте от забора!» А тем временем я начну колошматить двоедан. Не робей, — подбодрил друга Василий.

Взяв колья, парни прижались к забору и как бы слились с ним. Показались камышинцы. Передний нес ведерко, видно, с дегтем. Остальные замыкали шествие...

Василий с Прохором выскочили из укрытия. Ошеломленные неожиданным появлением, камышинцы на какой-то миг растерялись. Василий ударил колом по ведерку. Брякнув, оно упало. Второй удар пришелся по парню. Ойкнув, тот бросился бежать. Раздался голос Прохора:

— Ребята, забегай от забора! Не пускай двоедан. Лупи! — выкрикнул он азартно и врезался в группу камышинцев.

На шум вышел из избы Илья. Но налетчики были уже далеко. Стукнув деревяшкой по ведерку, старый солдат выругался:

— Вот, язви их, что выдумали — ворота мазать. Морды им надо за это набить. А вы, ребята, молодцы, — похвалил он Василия с Прохором, — вовремя погодились. А то бы скреби ворота ножом. Срамота. Ну и варнаки, — покачал он укоризненно головой. Илья подобрал ведерко с остатками дегтя и направился к избе.

ГЛАВА 13

После убийства сербскими националистами наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда, появились упорные слухи о войне с немцами. Докатились они и до Косотурья.

Василия и Прохора призвали в армию досрочно. Накануне парни зашли к Красикову.

— Вот что, други, — усаживаясь по обыкновению на верстак, заговорил Кирилл, — большие дела будут в России, много придется пережить нам. И в солдатских шинелях вы встретите хороших людей. Только прислушивайтесь внимательно, кто к чему клонит.

Долго шла задушевная беседа Красикова с новобранцами. Кирилл Панкратьевич крепко обнял своих друзей.

Парни постояли у порога, посмотрели еще раз на хозяина и молча вышли. Расставаться было нелегко. Они любили его за сердечное отношение к ним, за простоту, за те зимние вечера, когда он раскрывал им глаза на жизнь, рассказывал о людях, которые не щадя сил боролись за новый мир, без мироедов.

Дня за два до отправки рекрутов по улицам Косотурья расхаживали празднично одетые парни и девушки, играла гармонь, слышались частушки и песни.

Последний нынешний денечек
Гуляю с вами я, друзья...

В избах раздавались пьяные голоса мужиков и плач женщин.