Читаем Бурелом полностью

Крапивницкий закрыл глаза. Прислушался. В доме все спали. Только в углу комнаты, нарушая ночную тишину, скреблась мышь, и в открытую форточку вместе с теплым воздухом доносились певучие крики перелетных птиц.

«Говорят, что Галю видели вместе с председателем Косотурского совета. Что может быть общего у интеллигентной девушки с этим бывшим солдатом? Непонятно». При воспоминании о Прохоре перед Крапивницкий стала картина стычки с косотурскими мужиками.

Было это весной. К Ивану Михайловичу приехал встревоженный лесник.

— Мужики казенный лес рубят, — заявил он Крапивницкому. — Я было пытался их образумить. Куда там, не слушают, валят лес без разбора. Что делать? — Глаза лесника вопросительно уставились на Крапивницкого.

— В каком квартале начали рубку?

— В седьмом.

— Что они делают!. — заволновался Иван Михайлович. — Лес там молодой, для рубки еще непригоден.

— Ничего не мог сделать, — развел руками лесник. — Упрашивал добром и, грешным делом, ружьем пригрозил. Закричали: «Вы оба с лесничим...» — Тут вестовой как бы запнулся на слове и, опустив глаза, стал теребить шапку в руках.

— Досказывай.

— Обозвали старорежимниками. Теперь, дескать, не вы, а мы хозяева леса.

— Хорошо, я сегодня же поеду в Косотурье. Когда у них сход? — спросил Крапивницкий.

— Каждый вечер галдят в совете о чем-то.

Отпустив лесника, Иван Михайлович несколько раз прошелся по комнате. Кипела обида на косотурцев. Жил в бедности и учился-то на казенный счет. Участвовал в нелегальных студенческих собраниях. С трудом получил звание лесного кондуктора[5]. Приехал в Павловск. К советской власти относился лояльно, и вот на тебе — старорежимник. Нет, надо ехать в Косотурье, разъяснить мужикам пагубность бесплановой рубки леса.

Под вечер Иван Михайлович был уже в Косотурье. Привязал лошадь к коновязи. Поднявшись на крыльцо совета, толкнул дверь. Просторная комната бывшего кулацкого дома была полна мужиков. Сидели кто на полу, кто на лавках. Иные взобрались на широкие подоконники. При входе лесничего говор стих. Иван Михайлович, лавируя среди сидевших группами косотурцев, прошел к небольшому столику, покрытому кумачом.

Крапивницкий спросил сидевшего возле стола Андриана Обласова:

— Где председатель?

— Скоро, должен быть. А что за нужда? — покосился он на блестящие пуговицы с орлами на кителе лесничего.

— А та и нужда, что безобразничать в казенных лесах не позволю.

Сидевшие на полу и лавках мужики поднялись на ноги.

— Старые порядки приехал устанавливать, — послышался голос с подоконника. — Теперь, брат, все наше, обчее.

— Я знаю один порядок — сохранить лес.

— Ишь ты, — продолжал уже насмешливо тот же голос. — Стало быть, советские декреты тебя не касаются? Выходит, как и раньше, срубить лесину — надо идти к тебе на поклон? Дозвольте, мол, господин лесничий, изба у меня валится. Нет, так не выйдет. Хватит, поиздевались над нашим братом. Небось, богатым купцам целые делянки отваливал, а как срубил мужик лесину — штраф. А ежели не уплатил — в кутузку.

— Правильно! Крой его, Евсей.

— Власть теперь наша.

— Хватит, погнули спины перед лесниками. Бывало, покажешь из-за пазухи красную головку — будет лес. Нет бутылки — отчаливай.

— Взяточники! — послышалось из толпы.

Лицо Крапивницкого побагровело.

— Взяточников на кордонах я не держу. Лес рубить самовольно запрещаю. Советская власть в любом деле анархии не допустит.

— Да что толковать с ним! Вытолкнуть его из совета и все.

— Попробуйте! — Крапивницкий отступил к стене и положил руку на кобуру револьвера.

— Стой! Что за шум? — расталкивая мужиков, показался Прохор. Торопливо подошел к председательскому столику и поднял руку: — Спокойно. — Затем повернулся к Крапивницкому: — В чем дело, Иван Михайлович?

Взволнованный Крапивницкий объяснил цель своего приезда в Косотурье:

— Лес теперь государственный, и мы должны относиться к нему бережно. Я запрещаю самовольную порубку. Вы как представитель советской власти должны помочь мне в этом деле.

— А где доставать лес? — послышалось из толпы.

— Можно рубить сычевские колки, — ответил молчавший до этого Обласов.

Прохор одобрительно кивнул головой и обратился к Крапивницкому:

— У меня просьба к вам, Иван Михайлович. Думаем мы строить школу, а вот с кругляком плохо. Просим помочь.

— Что ж, это можно сделать. Приезжайте в Павловск, и мы там оформим наряд на рубку, — успокаиваясь, ответил лесничий и, простившись с Прохором, вышел.

И вот теперь, вспоминая косотурского председателя, Иван Михайлович подумал: «Толковый парень, но все же Гале он не пара».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза